Вечный город Варанаси

ИНДИЯ.     Варанаси

Ночной Варанаси встретил их адским жаром. После прохлады салона самолета раскаленный воздух обжигал легкие.

В аэропорту их ждал водитель такси с табличкой «Мак Сим». Долго ехали по полутемному городу, и чем дальше углублялись в каменные катакомбы, тем больше погружались в облако сладковато-горьких дурманящих благовоний вечного города Варанаси.

Ранним утром за ними зашел вороватого вида гид по имени Хари. Вышли из отеля и погрузились в шум и гомон индийских улиц.

— Ради экзотики я повезу вас на велорикшах, — сказал Хари и стал отчаянно торговаться с извозчиками.

Майя с Максимом удобно устроились на ярко украшенной тележке. Тщедушный возница лет семидесяти отчаянно крутил педали. Рикши, автомобили, мотоциклисты, повозки, запряженные буйволами, двигались единым потоком, плотно прижавшись друг к другу.

То и дело въезжали в рыночные кварталы, заполненные туристами, праздношатающимися бродягами и нищими калеками. Крики уличных торговцев звучали из-под каждого навеса. Хари без конца заводил их в «нужные» магазины и убеждал купить здесь «лучший товар», потому что, по его заверениям, в любом другом месте их обманут. Создавалось впечатление, что Варанаси — это один большой рынок со снующими по нему рикшами. К концу поездки у Максима в руках была огромная сумка с покупками. За время пути возница успел рассказать на ломаном английском про свое многочисленное семейство.

— Я так и не могу понять, — спросила Майя Максима, — он рассказывает о внуках или о детях? Сколько, он сказал, младшему — пять лет?

Максим уточнил.

— Дети, дети, я молодой, — отозвался старик и не без бравады добавил: — Мне пятьдесят лет.

Рикши остановились; старик с благодарностью принял от Хари пятнадцать рупий.

— Десять рублей почти за час мучительной работы? — с состраданием заметила Майя.

— И два часа простоя, — добавил Максим, и, к зависти индийца, подвозившего Хари, дал старику доллар. Тот благоговейно сложил перед лицом ладони и поклонился.

Хари взял из рук Максима пакеты и передал их непонятно откуда взявшемуся мальчику лет пятнадцати.

— Этот мой лодочник — немой, — важно сказал Хари. — Он положит вещи в наш магазин, а на обратном пути вернет их вам.

Слово «немой» Хари произнес как-то презрительно и обреченно, как если бы мальчик был безнадежно болен проказой.

***

— Варанаси — один из древнейших городов земли, — деловито начал свое повествование Хари. — Наш город был основан пять тысяч лет назад самим Шивой. Здесь жил он вместе со своей любимой женой Парвати. Впрочем, по индуистским установлениям Шива и теперь живет здесь как «Повелитель Всего». Шива — олицетворение разрушительного начала Вселенной — величайший из трех главных богов. Через каждые 432 миллиарда лет он уничтожает всю Вселенную, и тогда Брахма снова создает ее, а Вишну указывает правильный путь к Брахману. Варанаси входит в семерку священных городов индуизма, где можно достичь мокши — освобождения духовной сущности человека от пут материальности и выхода из сансары — круговорота рождений и смертей. Десятки тысяч индусов ежедневно прилетают, приезжают и приходят сюда, чтобы выполнить священный ритуал омовения в водах матери рек Ганги. Священная река начинает течь из сосуда, что находится в руках Брахмы, омывает стопы Вишну и далее проходит через спутанные волосы Шивы. Поэтому те, кто совершит омовение в ее водах, освященных тремя богами, смогут очиститься от всякой скверны. Воды Ганги текут с Гималаев на юг, но здесь река делает изгиб и снова течет к Гималаям, на север. Между реками Варуна и Аси, впадающими в Гангу на севере и юге, и был основан город, название которого происходит от этих двух рек. В городе более тысячи храмов, посвященных Шиве. Варанаси является общепризнанным центром браминской учености, — не без гордости заметил Хари, как если бы сам он был пандитами — посредником между Брахманом и остальными людьми.

— Считается, что если индус умрет здесь, на берегу Ганги, его душа больше не будет перерождаться, выйдет из колеса сансары, и обретет вечный покой-мокшу, и соединится с Брахманом.

— Даже неприкасаемые? — с надеждой спросила Майя.

— Даже неприкасаемые, — подтвердил Хари. — Правда, лишь в том случае, если человек в последней жизни не совершал особо тяжких грехов, таких, как ограбление или убийство. Кстати, именно неприкасаемые занимаются кремацией: это их удел.

***

Город, заполненный паломниками, торговцами, жрецами и туристами, был похож на улей. То тут, то там проносили бамбуковые носилки с умершими, завернутыми в яркие ткани. Древняя часть Варанаси была подобна лабиринту грязных, извилистых и узких улиц. Узких настолько, что если по улице шла тучная корова, то разминуться с ней было невозможно. И тогда идущие ей навстречу возвращались назад до ближайшего перекрестка и с благоговением уступали дорогу священному животному.

Улицы эти были к тому же темны, невзирая на яркое индийское солнце. По необъяснимой причине каждый верхний этаж строения выдавался немного вперед над нижестоящим. В результате такой архитектурной новации к пятому-шестому этажу дома почти соприкасались на и без того узких улочках Варанаси.

Несмотря на то, что снизу стены были почти не видны, все они были ярко расписаны орнаментом, изображениями священных животных, людей и богов. На первых этажах располагались лавчонки, мастерские, парикмахерские, выше жили их хозяева. Темные коридоры узких улиц вели к гхатам — каменным лестницам, спускающимся от набережной к Ганге, где тысячи лет проводятся священные омовения.

Там и тут на деревянных платформах под большими зонтами с божественной важностью восседали брамины, наставлявшие паломников.

— Они-то уж точно обеспечили себе мокшу, — заметил Максим.

— Не обязательно: любой их проступок карается несравненно строже, чем у представителей низших каст, и им, возможно, сложнее выйти из колеса сансары, если даже карма более светлая.

— Стоп, стоп, стоп. Я совсем запутался. Индус отрабатывает свою карму, то есть то, что предписано, и если он делает это покорно, тогда что? Что происходит в этом случае, не понимаю.

— Карма — это то, что предписано живому существу испытать в течение жизни. Это понятие подобно Божьей воле у вас в христианстве. Карма определяется совершенными в предыдущих жизнях, преимущественно в последней, поступками и их последствиями. Здесь в силу вступают причинно-следственные связи. В христианстве праведность ведет в рай, а греховность — в ад. В индуизме и то, и другое есть карма. Прожил эту жизнь правильно — в следующей легкая карма, неправильно — тяжелая. После разрушения грубого материального тела, то есть физической плоти, тонкое материальное тело — вечная, изначальная, истинная сущность переходит в следующее физическое тело со сформированной кармой. После смерти все существа перерождаются либо в своей прежней сфере, либо в более высокой, либо в более низкой — в зависимости от их мыслей и поступков. Причем перевоплощения эти происходят через многообразные формы жизни — от примитивных микробов до высших существ — богов. И форма, в которую перевоплощается живое существо, зависит от кармы, заслуженной в прошлой жизни. Правда карма состоит из двух частей: личной и родовой. И если личная — это продукт путешествий души со дня ее сотворения, то родовая обусловлена историей жизни всех предков человека. Карму нужно покорно принять, но ее также можно изменить в лучшую сторону в этой жизни посредством любви и почитания богов, постоянной медитацией и правильным выполнением индуистских предписаний. А прегрешения ухудшают карму.

— Иначе говоря, — бурно жестикулируя, заключил Максим, — если я, условно говоря, шудра, буду вести праведную жизнь, то в следующей жизни могу родиться в касте вайшьи и стать торговцем. А то и в касте кшатрии — тогда мне будет уготовлена судьба полководца. Но если я буду вести неправедную жизнь, то будучи брахманом в этой жизни, в следующей могу родиться в самой низшей касте?

— А то и мерзкой гиеной, — отозвался Хари, — все зависит от степени грехопадения. А в общем как-то так, правильно.

— Тогда что такое сансара? — не унимался Максим.  

— Сансара — это иерархический круг перевоплощений, по которому восходят или нисходят живые существа в зависимости от заслуг или проступков в предыдущем воплощении. Круговращения жизни не имеют ни начала, ни конца. Но выход из круговорота сансары — конец странствий по реке жизни — иногда наступает при стечении ряда обстоятельств, в том числе смерти и кремации на погребальном костре на берегу Ганги в Варанаси. Каждый индус мечтает выйти из круга сансары и достичь освобождения — мокши — высшей цели человеческого бытия, когда Атман прекращает свое существование как личность и сливается с безличным Брахманом. Достичь нирваны могут только люди, поэтому существование в облике человека считается наиболее благоприятным. Достижение мокши за одну жизнь возможно только в исключительных случаях. Лишь многократное прохождение пути к совершенству в процессе перерождений приводит к достижению высшего совершенства.

— Хари, ты меня извини, но меня просто раздирает вопрос: а вот как ты сам по ощущениям чувствуешь, что ты в следующем перерождении поднимешься или опустишься в новом воплощении? — спросил Максим.

— Увы, — лукаво ответил Хари, — если бы сегодня моя душа оставила бренное тело, больше, чем на собачью жизнь, я бы не мог рассчитывать, но, памятуя о своих дурных делах, я стремлюсь к совершенству, и к концу жизни, который, я надеюсь, придет еще не скоро, добрые дела намного превысят мои прегрешения, и в будущей жизни мне будет отпущено меньше страданий. Во всяком случае я, как и любой индус, надеюсь на это. Ведь совершенные поступки и их последствия определяют карму жизни после перерождения. Но не подумайте, что я какой-то злодей. Дело в том, что сансара обусловливается поступками живых существ, поступки — желаниями, а желания — истинным знанием. Я нахожусь на пути к истинному знанию и совершаю ошибки по неведению, но жизнь и новое знание учат меня, что приводит к благим желаниям и поступкам.

— Послушай, Хари, как поступает и мыслит человек, я представляю. С трудом, но понимаю, как это происходит вот у этой коровы, но как быть с мыслительной деятельностью микроба или хотя бы червя?

— Если бы я знал ответ на этот вопрос, я бы не водил экскурсии за мизерную плату, а сидел на месте вон того брамина, — ответил Хари и указал на пандитами, принимавшего деньги от богато одетого индуса.

Все рассмеялись.

***

Осторожно переступая через тела усопших, приготовленных к кремации, и дремлющих подле них родственников, вышли на ступени самого большого гхата Маникарника, где все пять тысяч лет, не затухая днем и ночью, горят погребальные костры.

Перед ними открылась величественная панорама. Сразу несколько костров пылало на набережной. Каменные ступени, усеянные паломниками, рабочим людом и затерявшимися в многотысячной толпе туристами были чем-то незначительным на фоне храмов и каменных ступеней, тянущихся влево и вправо до самого горизонта. Паломники совершали омовение, распевали мантры, медитировали. По Ганге сновали маленькие лодочки. Противоположный берег был таинственно пустынным.

— Какая странная картина, — поразился Максим. — Почему на том берегу нет ни одного строения, ни одной души? Во всей Индии я еще не видел такого пустынного места.

— Вот души там как раз есть. Варанаси стоит на трех холмах, которые считаются остриями трезубца Шивы. Город живых расположен на левом берегу Ганги, а на правом — потусторонний мир, куда Шива переправляет души умерших, поэтому им там никто не мешает, — ответил Хари. — Человека, умершего в Варанаси, сжигают в тот же день. Под звуки мантр тело покойного омывают и натирают благовониями, чтобы открылись чакры, заворачивают в красивые и по мере возможности дорогие ткани, кладут на бамбуковые носилки, сделанные из семи стволов — по числу чакр, и несут к Ганге, обращаясь к богам с мантрой "Рам нам сагагэ", чтобы они даровали покойному мокшу.

Что происходит дальше, вы можете наблюдать сами. Вот прямо перед нами родственники окунают тело в Гангу, затем каждый из них пять раз польет лицо покойного водой и кто-то из близких подожжет костер горящими ветками, зажженными от священного огня, предварительно обойдя вокруг тела пять раз, провожая его в пять стихий: землю, воду, огонь, воздух и небеса. Обратите внимание вот на того мужчину в белых одеждах, выбритого наголо, поджигающего костер. Такой вид приобретает старший сын, если умирает отец, младший — если мать, и муж — если жена. Женщины во время ритуального очищения тела огнем присутствуют редко, чтобы не омрачать слезами, от которых они не всегда могут удержаться, радость перехода в вечность.

Несколько дряхлых стариков, отталкивая друг друга, разгребали еще дымящийся костер, церемония вокруг которого была завершена.

— Что это они делают? — спросила Майя.

— Это рабочие, — ответил Хари. — По окончании церемонии эти люди убирают территорию гхата, но прежде они промывают через сито золу в надежде найти драгоценности, ведь согласно религиозным установлениям родственники не снимают их с умершего.

Из переулка появилась шумная, веселая процессия. Множество садху шли за носилками.

— Сейчас будут хоронить отшельника, надо посмотреть, это очень редкое и интересное событие, — оживился Хари и устремился за процессией.

После традиционной церемонии святого посадили в лодку, соорудили нечто вроде гроба-ящика из каменных плит, поместили туда покойника и отправили на дно реки на середине Ганги.

— Ничего себе! — вырвалось у Максима.

— Отшельников, детей в возрасте до десяти лет, беременных женщин, больных оспой и проказой не кремируют, а погружают в воды Ганги, — пояснил Хари. — Но только садху погружают в каменном саркофаге, остальным просто привязывают камень. Такие захоронения гарантируют мокшу за отсутствие прегрешений детям, за содержание в утробе безгрешного ребенка — беременной, за мучительные страдания — больным, и за праведную жизнь — садху. Индусы считают их земными посланниками богов. Отказавшись от благ мирской жизни, одни садху объединяются в общины и живут в ашрамах, кто-то уединяется в пещерах, а кто-то обрекает себя на вечное скитание. Особо почитаемые нага садху. Обнаженные, с длинными, спутанными, как у Шивы, волосами, они ведут аскетичную жизнь в стремлении достичь мокши.

Впечатленные увиденным и услышанным, Максим с Майей долго стояли молча, пытаясь вникнуть в сущность индуизма. Томительное молчание прервал Хари:

— Пора идти. Мы вернемся к Ганге поздним вечером на соседний Дасашвамедх-гхат, где на закате начнется Огненная пуджа — церемония жертвоприношения, осуществляемая ежедневно специально подготовленными для этого браминами.

***

Направились в святая святых Варанаси — Золотой храм. За несколько кварталов до храма через каждые десять метров стояли военные с винтовками.

— Индусы опасаются терактов со стороны мусульман, которые когда-то владели этим храмом и хотели бы его себе вернуть, — пояснил Хари.

Улица сужалась все сильнее и сильнее, пришлось идти по одному. Впереди шел Хари, за ним Максим, а за Максимом Майя. Замыкал цепочку немой. Неожиданно он оттеснил Майю в короткий переулок и практически втолкнул ее в маленькую дверцу, которой заканчивался тупик.

Погрузились в темноту. Где-то за поворотом мерцал слабый огонек. Юноша взял Майю за руку и повел по направлению к свету. В углублении стоял светильник. Немой взял его и пошел вперед. Майя покорно последовала за ним.

Долго шли по извилистому коридору, пока их взору не открылась залитая светом факелов огромная пещера, украшенная белоснежным лотосом. В самом центре горел жертвенный костер, блики от которого ударялись о камни, рассыпались в маленькие искры и падали вниз, освещая сидевших в небольших углублениях отшельников.

Сбившиеся в пряди волосы свисали с их мудрых голов, покрывали нагие тела и устилали пространство вокруг них. Лица и туловища их были разрисованы яркими знаками. От отшельников исходил свет. Разный по гамме цветов, но одинаково мягкий и успокаивающий. Пещеру сотрясало мощное «ОМ НАМАХ ШИВАЙЯ». Это была мантра Шивы, связывающая садху с высшими силами. Сильный запах благовоний кружил голову.

Немой повел Майю вглубь пещеры, где в центре на возвышении восседал богоподобный садху. Когда они поравнялись с ним, старец протянул к Майе руку, она подошла и помимо своей воли покорно свела ладони перед собой, склонившись в поклоне. Он нанес ей на лоб тилак со знаком Шивы, открыл ларец, стоящий подле него, достал перстень и надел Майе на указательный палец правой руки.

Вслед за немым Майя продолжила свой путь к выходу из пещеры. Сидевшие в нишах отшельники благоговейно провожали ее взглядом.

Обратный путь показался Майе легче и короче.

Вышли на улицу, дошли до перекрестка и увидели направляющихся к ним Максима с Хари.

— Опять корова и ее надо пропустить, — сказам Максим, и Майю несколько удивило, что ни он, ни Хари как будто и не заметили их длительного отсутствия.

Экскурсия продолжалась. Пришли в золотой храм Вишванатха, что буквально означает «Божество всего», который, впрочем, не произвел ожидаемого впечатления. Неиндусов в храм не пускали, пришлось ограничиться видом золотых куполов с третьего этажа стоявшего неподалеку магазина, куда привел их ловкий Хари.

После посещения пещеры все отшельники, встречавшиеся им на пути, то и дело подзывали к себе Майю и прикасались к ее лбу. Возбужденный от изумления, Хари воскликнул:

— Первый раз за много лет моей работы садху проявляют такое внимание к простой туристке. Это шакти пат — прикосновение к избранным, несущее внутреннее просветление, позволяющее испытать мистические переживания и, может быть, перерождения.

— Она у нас святая, - пошутил Максим.

***

После роскошного вегетарианского обеда, состоявшего из доброго десятка блюд, которые за счет Максима заказывал на свое усмотрение Хари, отправились на моторикше в Сарнатх.

Небольшой городок, практически примыкающий к Варанаси известен всему буддистскому миру тем, что именно здесь к индийскому принцу Гаутама Шакъямуни пришло просветление, и именно здесь Будда прочитал свою первую проповедь.

Хари показал им буддийские святыни — ступу Дхамек и развалины, точнее сказать, остатки фундамента храма, где ступала нога Будды.

— Не впечатлило, — заключил Максим. — В святость этих мест приходится верить исключительно со слов Хари.

***

Стемнело рано и быстро. Уставшие за день, Майя с Максимом полулежали в креслах, когда за ними зашел Хари.

— Сейчас вам предстоит увидеть захватывающее зрелище — Ганга арати, ритуал, демонстрирующий поклонение Шиве, священной Матери Ганге, богу солнца Сурье, богу огня Агни и всей Вселенной.

На улице все двигалось в сторону Ганги. Быстро доехали на моторикше до Дасашвамедх-гхата. Здесь их ждал немой, который, как добрый старый друг, улыбаясь белозубой детской улыбкой, вручил им корзинки, сплетенные из банановых листьев, внутри которых было множество цветов, а в центре стояла маленькая свечка.

Удивленный таким вниманием, Хари прокомментировал:

— После церемонии вы зажжете свечи и опустите эти корзинки в Гангу в знак поклонения пяти стихиям: земле — ее символизируют листья банана; огню, который будет полыхать от свечи; воздуху, поддерживающему этот огонь; водам священной реки Ганги и пятому элементу — небу, которое слушает и внимает человеческим мольбам. Помните об этом, просите богов о сокровенном, и они услышат вас.

Толпы паломников, собравшихся на гхате, с самозабвением пели песни и произносили мантры.

Если днем туристы были жалким вкраплением на фоне тысяч паломников, то теперь, отфильтровавшись, они сели в лодки и устремились к середине реки, чтобы лучше воспринимать зрелище происходящее на гхате.

Немой, ловко пробираясь среди толчеи, быстро привел их к берегу и усадил в небольшую лодочку, на которой, впрочем, странным образом умещались два маленьких, почти детских уютных кресла, обитые красным бархатом.

Отчалили, и в этот самый момент, будто по команде, на семи площадках началось грандиозное зрелище. Словно раскачиваясь по всему берегу слева направо, от реки вглубь гхата и наоборот, раздался бой колоколов. Зазвучала пронзительная музыка, загремели барабаны, и на помост вышли семеро высоких молодых браминов. Виртуозно манипулируя пылающими светильниками, искры от которых разлетались вокруг, они были подобны богу Сурье, извергающему огонь. Действия их были синхронны и величественны. Откуда-то из глубины гхата сначала тихо и монотонно, а затем громко и выразительно стали раздаваться песнопения. Звуки мантр долетали до Ганги, отражались от водной глади и возвращались на берег, где глухо тонули в стенах индуистских храмов. Создавалась мощная эмоционально-звуковая волна, пронизывающая и очищающая людей.

***

В пятом часу утра неугомонный Хари в буквальном смысле поднял их с кровати. По пустынным улицам подъехали почти к самой реке. Было еще темно. Создавалось впечатление, что индусы не уходили с набережной со вчерашнего вечера, только теперь они не разгуливали праздно по гхатам, а сидели на ступеньках в глубокой медитации.

Сотни туристов ручейками стекались к берегу.

Едва сели в лодку, Максим уткнулся Майе в плечо и погрузился в сладкую дрему. Хари стал жестикулировать, объясняя немому куда плыть.

— Мы направляемся вверх по течению, на юг, — почему-то шепотом сказал Хари, — достигнем гхата Асси, развернемся и пойдем вниз по течению на север до гхата Маникарника, где вчера вы наблюдали кремацию. Наше маленькое путешествие займет немногим более часа. Впереди, чуть справа, будет всходить солнце — не прозевайте это зрелище.

Стало рассветать. Все вокруг озарилось нежно-матовым светом. Не было привычной индийской яркости.

— Как у нас в белые ночи, — нараспев протянула Майя.

Солнце появилось как-то неожиданно, причем довольно высоко над горизонтом и лишь его верхняя половина. Устремляясь к зениту, солнце округлялось снизу. Не было привычных палящих лучей. Матово-желтое, оно медленно, как бы украдкой, поднималось над горизонтом. Еще вчера яркая и пестрая набережная окрашивалась в пастельные тона.

— Вот-те на, а где же обещанное зрелище? — нарочито возмутился Максим.

— Солнце боится затмить своим светом Варанаси, творение всемогущего Шивы, поэтому так робко заявляет о себе, — нашелся Хари.

Медитирующие протягивали руки к восходящему солнцу, сопровождая это вдохновенным приветствием "намасте". Гул на берегу стал усиливаться, и вскоре жизнь бурно закипела. Закончившие молитву паломники совершали ритуальные омовения.

Несмотря на то, что груды мусора обезображивали весь берег реки, вода в ней была на удивление чистой, и если бы не голубовато-зеленоватый отлив, ее бы можно было назвать совершенно прозрачной.

Лодка достигла середины реки и взору открылись древние гхаты, усыпанные грандиозными и миниатюрными храмами, созданными в разных стилях и в разное время. На площадках догорали и вновь зажигались погребальные костры.

— На городском побережье Ганги восемьдесят четыре гхата, возведенных индийскими правителями, — не без гордости заметил Хари. — Все постройки принадлежат богатым людям, в основном раджам и махараджам.

Не прерывая рассказа, Хари отчаянно отгонял то и дело прибивавшиеся к ним плавучие лавочки с сувенирами, но сердобольная Майя непременно покупала у торгующих детей какую-нибудь безделушку.

— Хари, то тут то там встречаются мужчины, занимающиеся стиркой. Сначала я подумала, что они стирают свои личные вещи, но, присмотревшись, увидела кучи белья. Что это? — спросила Майя.

— Прачка в Индии — мужская профессия. Посмотрите, как этот мужчина колотит белье палкой, разве женщине это под силу? — в свою очередь удивился Хари.

Мужчина и в самом деле так лупил по каменной плите, где лежало белье, что брызги фонтаном разлетались по сторонам.

— Варанаси — самый священный город для индусов. Здесь находится черта между земной реальностью и вечностью блаженства. Здесь боги спускаются на землю и дарят людям возможность умереть, не умирая.

Так философски закончил Хари свое повествование, и лодка причалила к берегу.

На прощание Майя обняла и поцеловала немого. Слезы покрыли его большие выразительные глаза, и он отвернулся. Незаметно от Хари, считавшего лодочника чуть ли не своей собственностью, Майя вложила в его руку стодолларовую купюру. Мальчик прижался к ней и, уже не стесняясь, заплакал.

***

Побродили по древней части города и после обеда отправились в аэропорт. Через несколько часов полета их ждал океан. Хари посадил их в такси, получил щедрые чаевые и долго прощался, рассыпаясь в комплиментах. Вдоль дороги, как всегда усыпанной кучами мусора, стояли домики, сооруженные из коробок, а то и просто навесы, под которыми ютились многочисленные нищие.

— И все-таки Индия — это сплошная помойка, — с досадой сказал Максим.

— Может быть и помойка, но помойка, усыпанная бриллиантами, — с некоторой обидой заметила Майя.

Они покидали Варанаси — восхищающий и шокирующий одновременно, город ярких контрастов между добром и злом, надеждой и отчаянием, богатством и нищетой, жизнью и смертью. Город всемогущего космического божества Шивы, указавшего им, совсем еще молодым людям, на иллюзорность этого мира, ибо все, что существует на земле, тленно и обречено на смерть.

И еще они покидали Варанаси с загадкой: что значит умереть, не умирая?

Борис Титов ВИХРИ САНСАРЫ