Зимнее Очарование Киприотских Котов - 1

                                           Зимнее Очарование Киприотских Котов
                                                                 Интермеццо.
           Здравствуйте. 8 дней на Кипре. Без музеев и достопримечательностей. Господа, не стреляйте в балалаечника,  он лабает, как может.  Считается, что на Кипре родилась Афродита. Не знаю, не видел.  А вот то, что там родилась и прекрасно проживает неисчислимая колония котов и кошек, факт. К.И.П.Р.  я бы расшифровал как Кошачья Индивидуально – Полосатая Республика. Да и сам остров очертаниями напоминает кота с задранным вверх хвостом-пистолетом.
           Вообще-то, мы собирались на Шри-Ланку. Мама нашла там неделю  за хорошие деньги. Забронировала. Но пока ехала от тёти Оли, минут тридцать, «Эйр Арабия» ссадила нас с билетов. Сначала мама расстроилась, ей хотелось тёплого моря в конце ноября.  Запасным вариантом на наши деньги был Кипр, да и времени было мало. В первый раз мы летели на Кипр и в первый раз «Оренбургами». «Оренбурги» маме очень понравились. Она сказала, что ценит профессионализм и породу, особо  в стервадессах. И туалет чисты-ы-й, хоть языком полы лижи.
           На погранконтроле сидел весёлый дядька-фокусник. Склонив голову к плечу, одним глазом он глянул на нас, другим – в наши паспорта. Шлёпнул штамп, широко осклабился, и на хорошем русском сказал: «Приятный отдых». Мы с мамой переглянулись, больно быстро и  гладко. Заманивают. Точно. Подкачала раздача чемоданов. Сначала они долго не появлялись. Потом, появившись, в количестве десяти-пятнадцати штук, долго крутились на ленте. От нечего делать  я стал считать круги. На тридцать пятом  устал. Народ кругом начал волноваться. Мама тоже.Переживала, что к обеду не успеем. К счастью,  наше шмотьё к нам вернулось. Загрузились в автобус, поехали. А далее случилась шняга.
                                                                      Шняга.
           Сначала всё гладко было. За окошком красота. В автобусе кондюк работает. Гид привычно бухтит: «Мне, говорит, сорок два года и ровно двадцать один год я здесь живу». Едем, пейзажами любуемся, по пути народ из автобуса выбрасываем. Смотрю, а у мамы губы в нитку и она их туда-сюда гоняет. Плохой признак. Я её семнадцать лет знаю. Спрашиваю, что случилось?  Молчит, губы туда-сюда катает. К нашей «Атлантика Мирамаре»  подъехали. Ключи получили.  Опять спрашиваю, что? Молодой парень наши вещи в номер понёс. Номер не в главном корпусе, сами бы сразу не нашли. Мама молчит, губы катает. Бумажечку парню дала. Я уже испугался, может, это  я что сделал? «Мама, - говорю, - ты переодевайся, я на балконе посижу, а ты мне скажешь, что я не так сделал?»  Переодевается,  молчит. По номеру вещи летают. Бац, на кровать туфель приземляется. И это моя мама! Тут я точно испугался. А она прямо на пол села, к стенке прислонилась и говорит.  «А что, красиво. Пятнадцатый год минус двадцать один. Девяносто четвёртый. Это я хорошо помню, нищая страна, бардак. Да и дальше - не лучше. Учёба, работа, денег бюджетникам не платят. Помню, ты только родился, звонок в дверь. Открываю, мальчишка лет пятнадцати. Грязный, оборванный. «Тётенька, у вас немного хлебушка не будет?» Я смотрю на него, а ведь чей-то сын.  Накормила его папиным обедом, с собой немного положила. Господи, думаю, что же это?! Беспросветность сплошная.  Но я же  не уехала, меня страна выучила, чтобы я людям здесь помогала. Всем тяжело было. Но я там живу, работаю,  и валить никуда  не собираюсь. А сюда я буду в отпуск приезжать. Если захочу, конечно!» И слёзы злые такие, потому что лицо злое и обиженное одновременно. И так мне вдруг её жалко стало. Нет, ну вот, приехал человек отдохнуть, и тут, бац!  А главное, я понимаю, что и гид ничего такого сказать не хотела. Она, наверное, просто имела в  виду, что раз долго здесь живёт, то всё здесь знает. А вышло вот как. Я говорю: «Мама, да ладно, бежим в ресторан. На обед успеем! Там ведро кофе и таз круассанов!»  Она носом шмыгает, но уже улыбается, откуда, говорит, в обед круассаны! Вот так.  Но  шняги кончились, и впереди нас ждал сплошной позитив-ф-ф-ф!
                                                        Еда, еда, здравствуй, еда!
                     Ресторан уже закрывался, но нас впустили, ни слова не сказав. Позже подтянулись ещё пятеро-шестеро гостей. Что сказать о кипрской кухне? Трудно описать словами совершенство. Воспоминания о ежедневных запеченных хрюшках  до сих пор заставляют  обливаться соком мой желудок. Мясо, много мяса! Мама открыла для себя соус трамосалата.  Розовый, с мелкими икринками. Мне, так он не показался. Женщина-повар показала маме национальное кипрское блюдо.  Похоже на манную кашу в сиропе из роз. Цвет прикольный, фиолетово-розовый сироп и белые квадратики манки.  В общем, когда я спросил  маму, жалеет ли она, что в Шри-Ланку не попали. Она сначала сказала, что вот, мол, купались бы сейчас в тёплом море. А потом, ехидно улыбаясь: « Куркумой бы давились». Ещё там была кофе-машина. На радость маме.  Из ресторана можно выйти на террасу.  Утром там было здорово завтракать. Вокруг ресторана - бассейн с рыбами.  Из ресторана мы, не разбирая чемоданы, пошли к морю. Мы же первый раз на Кипре.
                                                                                Главрыба.

                        Первое мурло, встреченное нами вид имело  важный, начальственный. За что и получило  имя  Главрыба.  Прямо вижу его с красным карандашом в лапах, накладывающим резолюции «Отказать», «Разрешить». Потом к нему пришёл заместитель, и они свалили куда-то, решать  свои вопросы.
                                                                          Лемесос.
                          На следующий день температура с двадцати шести упала  до  двадцати одного.  Поднялся ветер, небо посерело. Небо и ветер навевали меланхолию. Но Лемесос  манил. Манили гостеприимно распахнутые двери полицейского участка. Одиноко стоящий полицай- мотоцикл, пустая будка полицай-пса  и весёлый гогот, доносящийся из полицай-будки  вызывали жгучее любопытство. Хорошо, наверное,  быть на Кипре полицаем. Мама вспомнила, как когда-то на сборе ребята из разных городов стали хвалиться, у кого в городе криминала больше. В нашем городе ничего не происходило, было обидно.  Она вспомнила об одном преступлении, о котором писали в нашей газете, и сказала, что у нас в городе, прямо в центре  спилили голубую ёлку. Все засмеялись, и сказали, что у них такую ерунду бы просто не заметили. Манила аптека, куда за каким-то чёртом и занесло маму, и где мы оставили пятьдесят четыре евро. Русскоязычная аптекарша поймала маму на креме из ослиного молока. Хорошо, что не мочИ. Мы уверенно двигались дальше, навстречу красивой набережной, променаду, магазинчикам, церквям и продавцам-доярам.


                          Лемесос, вообще-то, он Лимассол, но мне нравится именно Лемесос, это город-воронка. Он затягивает тебя в своё чрево сразу  и  незаметно. Это как «эффект солёного огурца». Почему-то сразу понимаешь, куда надо идти, улицы кажутся знакомыми.  Калейдоскоп   из церквей и мечетей, кафе  и магазинчиков, усыпанных мандаринками деревьев и сочных фруктово-овощных развалов, камня и стекла  расслабляет и одновременно весело встряхивает. Как пёс, вылезший из воды. Мы шли мимо кафе.  За столиками  сидели мужчины, смотрели по телеку розыгрыш лотереи, попивали кофе из стаканов. Единение в предвкушении зрелища.  Мне почему-то вспомнилось: « И будете вы ловцы человеков». Откуда была эта фраза, я, примерно, знал, но как  она увязалась с лотереей, понять не смог.  У греков лотерея – это как наше ГТО: спортсменом можешь ты не быть, но физкультурником обязан.
                 В начале променада нам встретилось
                                                              Святое семейство.


               Вообще-то, их было пятеро. Но одновременно, как в саду Рёандзи,  видно было только четверых.  Сдвинувшись на пару метров в любую сторону, можно было увидеть пятого, но из виду пропадал четвёртый. Так мы и топтались на пятачке, пытаясь впихнуть в кадр невпихаемое.
                                                               Трагедия на Кипре. Дурик.


               И вы поверили? Ну,  какие на Кипре трагедии? Если только коза  Димитроса забредёт в огород  Христофороса. И  событие это долго  будет передаваться из уст в уста. Пасмурный день сменился солнечным,  уже с утра стало жарко, температура скакнула до тридцати.  После завтрака и произошло это событие. Мы вышли из ресторана и твёрдо намылились найти велики в аренду.  У входа в отель, на  деревянной решетчатой перегородке которая уходит в потолок, на высоте примерно трёх метров сидел кот и истерично орал.  Этот скалолаз без труда преодолел подъём.  Там высотомер с  гироскопом  у него и отказали. Парашюта не было. Поняв, что попал в ловушку, бедолаге  только и осталось, что заглушать своими  воплями прибой. Быстро собралась толпа любопытных. Подтянулась и хвостатая группа поддержки. Двуногие внимательно смотрели, снимали на смартфоны и на разных языках давали коту советы. Четырёхлапые  наблюдали молча.  Кто-то из них прыгнул на пару решеток вверх, пытаясь оказать страдальцу моральную поддержку. Кот орал, прибывающий народ советовал, снимал, время шло. Появилась русская пара, женщина с мужчиной. Мужчина  брутального вида, коротко, как бритвой, полоснул  взглядом по месту трагедии. И вынес приговор: « Сбить его оттуда надо. Тапком». Русские люди думать долго не любят, они любят действовать. Инакоязычные  не поняв ни слова, но напрягшись от интонации, замолкли  стали переглядываться. Кот, тоже  почуяв неладное, заткнулся. Мне ясно  представилось, как дядькина баретка баскетбольного размера летит коту в табло.  Дальше сдавленный мяв, как в замедленной съёмке тройное сальто вниз, судорожные попытки вспомнить, какая это жизнь по счёту, и наконец, смачный финиш на асфальте. Дядька с нехорошим прищуром  уже прикидывал траекторию броска.  Я думал, сможет ли мама реанимировать кота, или придётся  вызывать настоящего ветеринара. Спасение к коту пришло  в виде молодого человека-портье, который нёс наши чемоданы.  Парень,  вздохнув, принёс швабру, и лохматым  хвостом поднёс  её к коту. Тот недолго думая, вцепился в неё лапами, повис. Под его тяжестью парень опустил швабру вниз, и кот удачно спрыгнул на землю. Этого парашютиста  мы назвали  Дурик. На фото Дурик лежит.
                                                                     Герасимос и Му-му.


                  Недалеко от променада  хозяин пытался устроить СПА своей хвостатой блонде.  Блонда плыть категорично не хотела.  И цепляясь  всеми лапами за камни волнореза, косясь на пенные волны, пыталась  объяснить  хозяину, что она не лебедь, чтоб голым задом в мокрую воду.  Дядька был настроен решительно.  В прошлой жизни его звали Герасим, по-местному Герасимос.  Он подволок упирающуюся блонду  к краю, и через секунду собака-раскоряка превратилась в собаку-занырняку. Собаку было жалко.  Она молотила по волнам  лапами, а дядька ещё начал крутить поводком в воде,  как половником в кастрюле.  «Помешивает», - сказала мама.
                                                                    Моя страшная месть.
                С утра понедельника на планшет стали приходить сообщения от одноклассников. Спрашивали, где я? Я ответил, что на Кипре с мамой. Поднялся такой вой! Как так, пока они из последних сил вышли с каникул на учёбу, я, скотина и падонок, болтаюсь на Кипре. Я послал им фото шведского стола  и себя, в шезлонге с коктейлем. Полдня было тихо. Потом пошли сообщения, чтобы я привёз что-нибудь пожрать. На весь класс.
                                                          Вело. Интермеццо. Кот шпанский.
                 Долгая набережная Лемесоса  высокими домами встречает  морской ветер, лазурь и солнечные блики. Оставляет при этом чувство полной органичности. Никакого отторжения. Как будто Создатель так и повелел строить. Мама сказала, что похоже на Бейрут во времена мира и благоденствия. И рассказала, как ей по работе надо было сгонять на Кутузовский. Она вышла на Дорогомиловскую, подняла голову и вдруг среди «тяжеловесного  Сталинского барокко» увидела чёрные гнилые зубы Москва-Сити. Увиденное настолько поразило её своей нелепостью, что она заплакала. Потому, что это был город её предков, которые родились,  жили здесь, защищали его; рыли окопы, оставив грудных детей; а потом отстраивали его, работали в нём, лечили людей, получали награды за свою любовь и преданность ему. И вот, такое уродство. А здесь - светлые дома-скалы, и нервная чёрная струна шоссе, разделяющая две стихии, Море и Сушу. Движение очень интенсивное, непривычно левостороннее. Гид сразу предупредила, что переходить дорогу надо строго по светофору. Поначалу мы путались, поэтому светофоры реально помогают. Хотя, мама говорит, что даже когда по светофору переходишь, надо по сторонам смотреть, а не на светофоры: они ещё никого не сбили. Она ещё автобус  чуть не забодала. «Тридцатка» выезжала с конечной остановки, и тут мама ей на встречу на велике. Водитель, молодец, пропустил  её. Кстати, когда дорогу, ну, о-о-о-чень медленно переходила дама Рубенсовских форм, которые она решила подчеркнуть обтягивающими лосинами небесного  цвета, дядька-водитель не выдержал. Начал сигналить и махать руками. Н-да, нигде не любят пешеходов.
                Поиски прокатных великов   принесли неприятное осознание нашей плохой технической оснащённости. Нет, велодорожки были практически везде и прекрасного качества. Пунктов проката великов, тоже было в избытке. Но! Все они требовали наличия каких-то пластиковых карточек. Мама, приколовшись, приложила к устройству по очереди все свои карточки. С нулевым, естественно, результатом. Я посоветовал ещё  постучать по нему и поклониться. Мимо нас пачками катила прогуливающаяся публика на казенных прокатных великах. Мы сопели и пускали завистливые слюни. Но кто ищет, тот найдёт. Человеческий прокат, где деньги суют  не в загадочную прорезь, а живому дядьке в лапу,  мы нашли совсем рядом с отелем. Перешли дорогу, пролетели мимо уже грабанувшей нас аптеки, на полном  ходу повернули за угол, отдышались у арабской пекарни, и,  подняв голову, благодарим тебя, Боже, увидели искомую вывеску. Неторопливый хозяин выкатил нам пару  великов, малолетняя дочь хозяина Маргарита приняла от нас кэш, шесть на четыре- двадцать четыре, да двадцатку залога. И мы получили на два дня пару горных великов. Мама запаниковала, она, видите ли, на горном ни разу не ездила. Тоже мне, бином Ньютона.  Мы сразу рванули в сторону порта. Повторюсь, что велодорожки классные, только немного раздражают граждане, которые по этим велодорожкам на двух конечностях передвигаются.  

                                                            В районе променада нас пытался взять на гоп-стоп крупный чёрный котяра. Но он, видно, курил много и нас просто не догнал. На променаде мне понравилась, как я её назвал «поляна с яйцами». На них сидеть можно, а вечером  они красиво подсвечиваются. Мама увидела спортивную площадку  с тренажёрами. И зависла там. Вот что отпуск с нормальными людьми делает!
                                                                Солёное озеро.
                     За старым портом есть солёное озеро. Мы решили туда съездить. Судя по путеводителю, там было гнездовье птичек. С первого раза до озера мы не доехали. Банально нас поймал большой супермаркет по имени «Лидс», кажется. Самым горьким разочарованием  для нас  стало ничтожно малое количество Кипрских товаров.  Мы всё-таки нашли банки с вязкой, похожей на нашу сгущёнку массой, из которой напитки делают.  Такую вкуснятину мы с Коса привозили. Ещё мне понравилась куртка. Мама  её правда, забраковала, сказала, «что это за телогрейка такая за 24 евро?». Она просто в наше моде ничего не сечёт. Хотя, уже дома сказала, что в таких «телагах», оказывается, вся молодёжь ходит. Мы подошли со своей парой банок к кассе. Да, здесь как оказалось, нормальные люди затовариваются. Их тележки, с горкой заваленные продуктами были немым  укором  нашей тунеядской корзинке с одинокой парой банок. Банки мы отнесли назад. Вернулись  к Старому  порту и пошли в Лемесскую крепость. Все старинные крепости похожи друг на друга и различаются, как мне кажется, лишь степенью развалинности. В Археологический музей, который находится недалеко от Старого порта, мы не попали ни разу: то день недели не тот, то время нерабочее. Вторую попытку посетить Солёное озеро мы предприняли утром следующего дня. Велодорожка вела нас сначала к старому порту.  Потом  была ненадолго прервана острым углом дома,  выходящим прямо на дорогу. Сделала затейливую петлю и упёрлась в высокие железные ворота. Мама, расслабленная «малиновой скатеркой» из резиновой крошки, тоже почти въехала  в них колесом.  Охранник, улыбаясь, объяснил маме, что надо ехать в объезд. Мама никак не могла понять, почему  из-под ворот видно, что велодорожка есть, а проезда нет. И зачем ворота, если здесь велодорожка. И зачем велодорожка, если здесь ворота. Мы поехали в объезд. Велодорожка покинула нас надолго.
Купленная карта вместо подсказок запутала нас ещё больше. Увидев сидевшего в кафе старичка, мама велела мне узнать дорогу. Дед был с хитринкой. Когда я спросил его про дорогу на озеро, он ухмыльнулся, и спросил, «А что там делать?» Я пожал плечами, ну не рассказывать же про маму, которой чёрти что интересно. Сказал: «Посмотреть». Дед сказал, что нечего там смотреть, но дорогу показал. Озеро было как озеро. Мелкое, один берег в камышах, с белыми кочками-птичками.

А вот пляж, называемый Дамской милей,  был красивым и диким. Людей почти не было, сезон кончился, но кафе ещё работало. Берег был завален округлой серой галькой, а вода необычного лазоревого цвета. Я, конечно, не Репин, который, вроде триста оттенков зелёного различал (это так мама сказала).  Но  если вдалеке вода была обычная, синяя, то здесь, у берега, именно, лазоревая. И,  да, не мешало бы мусор убрать.  

                                             Кстати,  о мусоре. На улицах Лемесоса стоят такие контейнеры для раздельного сбора мусора. Ими очень заинтересовалась мама. Она дома бумагу сортирует. Сначала мы над ней ржали, а потом сами стали пакеты из-под молока  выпрямлять. Мы всё бумажное сначала в мусорное ведро кидали, а мама оттуда вытаскивала. И всё молча, с нами не ругалась. Нам, наверное, просто стыдно стало, что она вечно в помойке роется. Она эту макулатуру в стопки складывает,  толстой ниткой перевязывает и не в помойку, а рядом на бордюрчик кладёт. И меня просит туда же класть. Я однажды вынес её стопку, смотрю, а там тоже кто-то такую же положил, и картон от чего-то, тоже перевязанный. Говорю: «К тебе группа поддержки подтянулась». Но всё равно, при нереальной красоте кругом,  взгляд, особенно за чертой города постоянно в мусор упирается. Вот не мешало бы субботник  провести.
                 На обратном пути мы посетили местный банк и рынок. Если второй порадовал изобилием и разочаровал ценой, то первый разочаровал свое технической оснащённостью. Мне всё время дома приходится с разными платёжными устройствами дело иметь, а то предки не успевают. А обмен сто долларовой купюры вылился в длительный, многоходовый  процесс. Мама даже  испугалась, что мы на обед не успеем. Нам же ещё педали крутить почти от Старого порта!
                                               Вело. Амафос. Город Аматунда. Кот Археологический.

              Следующим утром у нас была запланирована поездка на раскопки в Амафос.  Правда, выехать сразу после завтрака нам помешал прокол колеса. Нам пришлось ждать нашего дядьку-арендатора.  Хотя прокат работал с десяти, наш босс появился только через полчаса. Он предложил нам угоститься с мандаринами и помело прямо с дерева, а сам занялся починкой. До раскопок ехать было по нашим меркам недалеко, километров пять-семь. Первая часть раскопок начинается на выезде из Лемесоса, в Амафосе.  Там нас встретил Кот Археологический.  Проверив у нас аусвайс, а заодно, наличие какой-нибудь еды, он проследовал на обход территории и исчез за загородкой.  Развалины -  это части стен из белого камня. Люди, которые построили там город, хоть и   были древними, но чувство красоты имели изумительное. Вид на море с этой горы завораживал. Мы просто сидели на тёплой  земле, грызли сухие травинки  и смотрели на горизонт, где синяя дымка моря сливалась с синим маревом неба. Загипнотизированный горизонтом,  я,  прямо-таки чувствовал, как отпускает всякая суета, несданное сочинение, ломящийся трояк по физике. Гадское чувство, что я всё время чего-то не успеваю, а надо это, это, это. Белый камень и сухая трава, солёный морской бриз и горько-медвяный запах цветов. Да, Афродита знала, где родиться.