Гейрангер (из цикла "Маленькие песенки большого плавания")

 

 

Я стою на вершине.  На вершине горы Далснибба.

 

Вцепившись в огражение так, что белеют костяшки пальцев, я шепчу себе, позабыв, что включена камера –  “…ведь об этом еще придется писать, а как? Это невозможно.” И дальше– беспомощно-непечатное…

 

Скажите, как можно написать счастье? Как можно написать красоту, если даже глядя на фотографии мы до сих пор поверить не можем, что это было – и это было с нами? Какие слова приходят вам в голову, когда вы смотрите в глаза любимой? Как написать откровение?

 

Я скептик. Слова “самое красивое место на Земле” вызывают у меня недоверие. Разве может так быть? Вот прямо самое-самое, без обиняков и вариантов?  Я перелистываю в уме странички наших прошлых путешествий, и не могу однозначно сказать  себе – вот это было лучше. Или лучшее? Разве слезы на вершине вулкана Тейде искренней невольного “ах” в Торболе на озере Гарда? Разве затерянный город Мистрас заслуживает меньших восторгов, чем собор Святого Петра? В мире нет, и не может быть однозначности, этим он и прекрасен, наш мир.

 

И все-таки я ставлю будильник на 6 утра, как советуют каждому путешественнику, которому предстоит войти в бухту Гейрангерфьорда с моря… Завтра. Скорей бы уже наступило завтра.

 

Сердце мечется, сердце рвется с поводка, как гончая на охоте. Я проспал? Нет, не может быть, где же… куда я засунул свои часы, ради бога?

 

На часах 4.30. Сна нет и в помине. Вспоминая, как неслышно, чтобы не разбудить детей, собирался в Венеции на традиционную утреннюю фотосессию во время карнавала, нащупываю в полутьме готовую с вечера технику, и выхожу на палубу.

 

Корабль спит. На палубе я совершенно один. Первый охотник. Первый порыв обжигающе-холодного ветра. Первый снимок. Как выстрел. Сначала первый снимок, потом уже первый взгляд. Инстинкт. А вокруг…

 

Вокруг – хорошо темперированный клавир Баха. Ничего другого в тот момент не приходит мне в голову. Величественно – равнодушные, непостижимые в своей абсолютной гармонии, укутанные шалью утренних туманов, спят горы. Шум едва различимых водопадов – будто дыхание могучих легких огромного существа, что помнит начало сущего, и знает его конец, и увидит зарождение нового мира, того, в котором места нам уже не будет.

 

Встает солнце. Ему еще предстоит исполнить свою партию ликующих фанфар, но пока оно лишь добавляет несмелых звуков охотничьего рожка в прозрачную ткань  молчаливого утра…

 

Плачут семь сестер, льют напрасные слезы. Одна за другой отвергли они любовь того, кто суженым мог стать  каждой из них, да не случилось. Превратились они в сирен Гейрангера, в Сциллу и Харибду его, обречены они вечность смотреть друг другу в глаза – невестам и жениху,  и никогда не суждено им встретиться. Неизбывна их скорбь, нескончаем век в обличье водопадов. Падают  слезы с гор, падают, чтобы соединиться в воде разлучившего их моря… Плачут сестры, плачут…

 

Выше поднимаемся мы, все выше, рокочет двигатель, мы спешим. Здесь нельзя торопиться, здесь невозможно бежать, но людям все равно. Люди оседлали время, люди наставили разновеликих колышков – минуты, секунды, века. Люди должны удержаться на тончайшем лезвии собственной жизни, колышки не позволяют оступиться, но и оглядеться не дают…

 

Мы смотрим вниз. Мы песчинки над бездной. Мы  хотим вцепиться руками в туманное покрывало, мы хотим сорвать его, но это не в нашей власти. Чайки смеются над нами, но мы глухи – мы почему-то решили, что вселенная принадлежит нам, но не можем даже сорвать покрывало. Мы можем лишь подняться над ним, нам нужно подняться, мы – победители, мы рвемся вверх, мы опять спешим, хоть здесь и невозможно бежать…

 

Мы в поднебесной. Непрошенные гости страны, где рождаются сказки. Мы уже ступаем неслышно, мы исполнены благоговения. Здесь горы – касатки купаются в озерах из чистейшего хрусталя, но нам нельзя утолить жажду – поверье гласит, что напившийся здесь не сможет более жить смертной жизнью, и обречен возвращаться сюда снова и снова, чтобы в конце концов остаться здесь навсегда, забывшись прекрасным сном.

 

Мы сегодня – избранные, мы присутствуем при таинстве. Солнце ласкает пушистую шерстку снега, снег разбегается ручейками, снег становится рекой, река чувствует притяжение моря. Мы видим, как рождается водопад, нам нечего делать с этим знанием, мы здесь, чтобы смотреть. Мы видим.

 

Нас оглушает река. Нас преображает радуга.

 

Мы покидаем тело, мы летим. В пропасть, в неведомое, паря над изумрудно-малахитовыми долинами.

 

Мы смеемся, мы кувыркаемся, мы дети, мы свободны – пусть на мгновение, пусть на миг. Здесь наконец уже время не властно над нами, что минута, что век – все едино. Мы чувствуем вселенную, но нам не дано раствориться в ней, пока не дано. Мы всего лишь на аудиенции у вечности.

 

Великан Далснибба сегодня благодушен. Ему наскучил непрекращающийся спор, кто главнее – он, или солнце. Вены дорог бороздят его слоновью кожу, взбираясь на самую макушку, выше которой – только звезды. И вот я вцепляюсь в ограждение, и шепчу. Себе или ему, я не знаю. Я прошу помощи. Я не знаю, как рассказать, как написать об этом. Я знаю, что это невозможно, но я хотя бы попробовал.

 

Гейрангер. Мы пришли, и мы уходим. Мы, люди, странные существа. Мы понимаем, что должны остаться, мы хотим остаться, но знаем, что обязаны уйти. Мы уходим. Но теперь с нами будет песня твоя, Гейрангер. Всегда.

 

Плачут сестры, плачут…