Месяц Юг, или путешествие провинциала. Севастополь-Батилиман

-…я ваше новое начальство, …я вашу работу и вообще, все эти стройки, где все равно не платят - примерно такие слова могли заставить меня все бросить и поехать отдыхать. И слова эти, само собой, прозвучали. Произнесла их моя жена.

– Я год горбатилась, как проклятая и теперь мы едем на юг - заявила она в ответ на мои молчаливые протесты, и на следующий день я уже писал заявление на отпуск. Разумеется, за свой счет - на наших стройках по- другому теперь не бывает. - Так, мол, и так, уезжаю в Крым, прошу нижайше отпустить. Резолюции не жду, потому, что еду в любом случае. Непосредственный начальник молча принял лист со скачущими в предвкушении буквами и, думаю, тотчас пустил на чертежи для нетрезвых сварщиков и восьмидесятилетних перегородчиков. В пятницу в обед прощаюсь с «братьями по оружию» и отчаливаю. Полдня для шоппинга (чуть не написал через ж)- прикупил ласты и почти белые штаны – Крым для меня, словно Рио… Конец июля. Воскресенье.Утро. «Конец Льва Толстого»- наш вокзал. Две больших дорожных сумки и пакет с едой перекочевывают под нижнюю полку в вагоне поезда 67. Вперед на Москву! Все как всегда, все как у всех: чай, белье, выход на перрон на остановках. Пакет быстро пустеет, не таскаться же, в самом деле, по столице со вчерашней едой. Наконец сон, до безобразия короткий и сумбурный по-дорожному. Часа за два до Москвы просыпаемся и успеваем без очереди посетить туалет. Минут через двадцать, тридцать тамбур уже запружен нетерпеливой толпой с пакетами и полотенцами. Некоторые утренние процедуры игнорируют. Это москвичи. Они, в отличие от нас, бриться- мыться будут уже дома. Мимо дачных заборчиков, пригородных платформ и утренне пустых улочек прокатываемся бесшумно и поскрипывая на стрелках, втягиваемся на пути Москвы Казанской. Сумки тяжело отрываются от пола и касаются перронного асфальта вокзала. Ездуны мы не начинающие и из здания вокзала в метро (проездные нам доставили домой дней за 10, очереди в кассу дикие) метнулись едва не бегом. Мчащимся с такой поклажей меня могли обозвать лишь Задорнов с Петросяном. Как всегда в первопрестольной что-то где-то закрыто, и к Курскому мы выходили переходами долго и трудно. Я шириной метра два, естественно пру с сумками, лавирую в толпе с грацией бегемота на корриде. Жаловаться задетые нами - мной и сумками - возможности не имели. В первую очередь из-за совершенно безумной нашей скорости. К камерам хранения от метро успеваем первыми. За двести рэ сдаем обе сумки и отходим, довольные собой. Времени - шесть с копейками. Солнышко, вроде, вышло, но тучи, видимо, имеют что-то сказать. Идем наугад, почти молча. Температура - градусов десять. Мысли, как выяснится позже, у всех примерно одинаковые:- Куда идем в такую рань?- раз.- Не одеться ли, пока не ушли далеко? - два. - А может часок в транспорте каком поездить?- три. Так, или иначе, но мы ушли с Курского и минут через 40 были уже…на Курском.

А что в Москве? Многое можно сказать о Москве, москвичах и похождениях приезжих в столице, но сказать достойно можно будучи, например, Гиляровским. Я же скажу лишь, что в камере хранения на Курском за сто рублей нас допустили, таки, до сумок, и мы смогли одеться по погоде. Еще отмечу, как возвращался из «Арбалетного двора», что у станции метро «Беговая». На этой самой станции добрая женщина- билетер упорно не желала продавать мне билет. Ну не могла она в 14 часов наскрести сдачи с тысячи рублей за билет всего на пять поездок. Купюр меньшего достоинства у меня не осталось и, пробродив некоторое время среди ларьков и павильонов, я приобрел журнал «Популярная механика», которую потом, уже в Крыму, с удовольствием прочитали мы все. А в общем- то речь вовсе не о Москве. До вокзала добрались вовремя. Благополучно забрали вещи из камеры и едва расположились на платформе, как синий состав вполз на рельсы первого пути, блестевшие на солнышке, решившем проводить севастопольский рейс, выйдя на время из за туч.

Кто-то прочитает и не вдохновится, а иной и читать не будет. Третий скажет, что все это скучное повествование, никакой тебе лирики.…Так, друзья, перед вами просто путевые заметки, не более. На правах, так скать, рекламы, разумеется бесплатной. Именно поэтому считаю себя вправе хвалить понравившееся и не замечать то, мимо чего прошел, не обратив внимания. В Москве, например, единственное место, куда хотел попасть - Окуджава на Арбате. Ребенку впервые показал Елисеевский на Тверской. Пацан ходил по магазину, разинув рот, и глазел, не отрываясь на внутреннее убранство. Он, в свою очередь, привел меня в свою любимую сувенирную лавку в Александровском саду, где каждый свой приезд в столицу отмечает покупкой пары солдатиков. В других магазинах те же оловянные фигурки стоят рублей на 100-150 дороже. Кстати о солдатиках и о лирических отступлениях: в середине 70-х, когда нам, мне и моим Друзьям, было лет по 8-9, были мы не разлей вода, и жили «на ямах». Поведение наше и интересы этим объяснялись: со старшими ходили на Толевый, до одури обсматривались киношками в любимой «Искре», разумеется, бесплатно, проводили время в играх на «своем» кладбище. Ну не жизнь была у нас в то далекое время, а малина!

И вот, как-то примерно за неделю до дня моего рождения, друзья мои ушли на электричку, хотя любовью нашей тогда являлся троллейбус № 9, и укатили в город. В школу они следующим утром явились с рожами такими хитрющими, что я понял - расскажут сразу, что, где, когда. Рассказать, правда, не рассказали, но то один, то другой начинали рассказывать о каких-то доселе нами не виденных солдатиках, и спрашивали:- О таких мечтаешь? Ну и что, вы думаете, мог я ответить? Утром в день рождения я получил сладко пахнущий набор из 10 красных пластмассовых кавалеристов и другой - там фигурки были побольше и изображали солдат Великой Отечественной. Пять или шесть штук. Были там знаменосец, автоматчик шагающий в атаку, санитар, ощетинившийся штыком в сторону врага….Много позже, лет в 17 уже, отдал я свои сокровища - коробку разноцветных, разнокалиберных воинов, маленькому братишке, и до сих пор помню запах мягкой пластмассы, из которой они были сделаны. Жизнь, можно сказать, прожита, получено и подарено уймища подарков, но, кажется, пол жизни бы отдал за возможность прийти утром в свою 124 школу, в тогда еще 3 класс и услышать с задней парты голос дважды тезки и лучшего друга:- О таких мечтаешь?.. Жизнь же, как разогнавшийся наш 9й троллейбус (пл. революции - авиационная), как поезд, погромыхивая и переезжая на другие пути, все быстрее и быстрее мчится вперед, к конечной станции. У многих одноклассников уже внуки, друг мой погиб трагически, не дожив и до двадцати пяти, а мы все еще пацаны из 70х. Кто пацан по жизни, кто в душе, а иные только во снах путешествуют по стране детства – особому, совершенно не изученному измерению…

За окнами вагона осталась Тула, труженик- локомотив тащил нас все дальше и дальше на юг. Следующая большая станция – Курск. Решил не дожидаться, тем более, будем ночью. Сколько раз не был в Курске, всегда приезжал рано утром, раз, даже, проводник-грузин не разбудил нас заранее и на перроне станции Курск мы переодевались, успев за две минуты стоянки проснуться, собраться и выскочить. Тогда этот город мы почитали, как столицу советского дзю-до.

На границе даже не просыпались. На российском посту, по крайней мере. Бдительная супруга отдала пограничникам паспорта и указала пальцем на наши с сыном полки. Те сличили фотографии в документах с нашими обтянутыми простынями задницами, буркнули «ага» в усы, шлепнули «выбыл» и прошли дальше по вагону.      С украинскими погранцами было примерно то же. С той лишь, разницей, что к украинскому посту я проснулся. Стоило разлепить сонные глаза, хотя бы, чтоб посмотреть на дивчину-прапорщика. Невысокая с характерным украинским породистым лицом, быстро, профессионально исполняла служебные обязанности. Единственным удостоившимся ее пристального внимания, стал, к сожалению, не я, самый, думаю, достойный, с какой стороны не копни. Потрясающе нетрезвый с самой Москвы ветеран-подводник, направлялся в Севастополь к семье и сослуживцам, ждущим его на праздник флота. Но и тут: - «…кроме водки - ничего. Проверен. Наш товарищ!»

И вот мы за границей. Все таки странно, ничего необычного за окном, но уже чужая страна. Мы с 90х не можем привыкнуть, что те, с кем часто встречаешься и общаешься, могут оказаться иностранцами. Притом Родины своей не покидая, продолжая жить, себе, где нибудь в Заравшане, Харькове, или Полтаве. Но встречались на соревнованиях уже не всесоюзных, а международных. Хотя чемпионат СССР, полагаю, стоил иного Европейского первенства. Нет, не понимаю этих пи…ров, поделивших нас на своих и «ближнее зарубежье». Степи, воспетые в фильмах и рассказах о гражданской войне, места, которые мы считаем частью общей Родины, поля сражений Великой Отечественной – заграница … вашу мать, неужели и историю можно поделить!.. В общем, здравствуй, Украина! Здоровеньки, так сказать, булы!

Харьков проспал безбожно. Харьков, в послереволюционные годы столицу Украины – проспать!.. Можно, как оказалось. Мои - одна наполовину, другой - на четверть украинцы, погрузились в любование украинской степью. Повторюсь – степь, она такая же, как наша, с той лишь разницей, что она – Украина, и по определению другая. Пошли высоченные акации, каких у нас севернее, наверное, Волгограда, не встретишь, начались нескончаемые поля подсолнухов. Одно- с крупными шляпками и уже отцветающее, следующее - поменьше и поярче, и так бесконечно…

Вопрос ихней валюты для нас решился сам собой. К Запорожью нас всех обеспечили гривнами прямо в поезде, по самому, надо сказать, сказочному курсу, какого не было ни в Москве, ни, позже, в Крыму. Жена поменяла две тысячи на триста девяносто пять гривен. Мне показалось мало, и я удвоил у той же молодой, вполне приличной, симпатичной женщины. Ребенок тоже решил поучаствовать в нелегальном бизнесе, – поменять какие то свои деньги, довольно таки немаленькие. Предпринимательница поменяла и ему, хоть минимум обмена был больше. Больно уж у него самостоятельный вид был при этом. Минут пять спустя наша мама и жена вспомнила о существовании сотовой связи, и при втором появлении в вагоне «нашей» «валютчице» пришлось продать нам местную карточку «Билайн», опять таки, по самой низкой стоимости. Теперь звонки в Россию стоили нам по 1руб. 25 копеек. Как, все же, приятно чувствовать братскую заботу славянских народов друг о друге. Сразу за Мелитополем начали ждать Джанкоя, где все еще должен был отдыхать наш московский друг. Хотелось поприветствовать его, проезжая, хоть смс-кой. С обоих сторон безжизненные воды Сиваша, а колеса выстукивают:- Крым-Крым, Крым- Крым…

Джанкой показался низким и пыльным. Домишки – кубики словно высыпал из стакана игрок в кости и те рассыпались совершенно произвольно, впечатления на нас не  произведя никакого. Из окна поезда и с перрона, по крайней мере. Смотрю в окно, измученный ожиданием юга, до самого Симферополя. Именно он – столица Крыма, стал некоторой точкой, за которой для нас начался ЮГ. Юг Цветущий, пьянящий, зеленый, избавляющий от забот, а главное – солнечный! ( для всего СССР) Горы, сады, дорога, вьющаяся то с одной, то с другой стороны железнодорожных путей, ( выяснилось - это совершенно разные дороги) барельеф В.И.Ленина, выложенный белым камнем на горе, мечети… То и дело открываются долины между хребтами, даже, кажется, Крымский каньон, который, вроде, не должен быть виден, показался. Может, конечно, и не он, но так хотелось! Как сказано в одной нестаринной легенде, редкий хомяк долетит до края каньона, как ни размахивайся им! Хотя ко времени отъезда домой подобных «хотелось» чересчур многовато для одного посещения Крыма…Отвлекся, а тем временем впереди по ходу поезда открылось на несколько минут море. С теряющимся в легкой дымке горизонтом, светлое, спокойное и безбрежное. Стараюсь не показать, что тороплюсь, скомкиваю «дорожные» вещи и лихорадочно начинаю совать в сумку. Вижу краем глаза – мои занимаются примерно тем же, хочу съязвить, но…свет меркнет в глазах – гудящий поезд ныряет в тоннель. Местами в вагоне вспыхивают фонарики и экраны мобильников, но большинство сидит в темноте. Сосед Сережа Есаян (привет, жулик) пытается дозвониться до севастопольских знакомцев с прошлогодней «симки», которая, конечно же, давно заблокирована. Севастополь. Поезд дальше не идет. Выходим. Юг. Получите и распишитесь!

Половина моя подходит ко всему крайне обстоятельно, и два дня в Севастополе были запланированы заранее. Загодя было оговорено и проживание наше в «Джамале», где, к слову, мы так ни разу и не появились, о чем до сих пор жалею, приморские гостиницы и пансионаты надо посещать все. Что-то, естественно, так понравится, что приезжая снова и снова, захочется останавливаться именно здесь. И опять отвлекаюсь – встали мы у вокзала, нашли тенистое место, достали бумаги, звоним в «Джамаль» этот самый. – Все - говорят,- Приезжайте, ждем. Цену за номер озвучили. Не такую, кстати, и непомерную, до моря ведь не два шага, хотя Малахов курган рядом, и транспорта в центр уйма. И тут – нате вам! Дамочка с картонкой на груди. А на картонке, вовсе не «сами мы не местные и т.д.», а наоборот – « квартиры в Севастополе». Тормозим, прицениваемся. Она нам, мол, квартира там-то и там-то, от трех дней. Нам же интересно про море, далеко ли, удобно ли и сколько ехать… Слово за слово и она, Валентина эта Викторовна, предложила не квартиру, а домик в саду. В своем саду, у своего дома. На наши два дня в самый раз, и езды от вокзала минут 6-7. И от ее же квартиры рядом, и Воронцовские парк и рынок – вот они. Малахов, опять таки недалеко, до пляжа и набережной – минут 15 на тролле. Как тут не согласиться! Ударили, значит, по рукам и на остановку бегом. Неспешным шагом с нашими двумя сумищами передвигаться более 5 минут даже мне не по силам, с моим то прошлым. Быстро сели в вывернувшийся сверху «Богдан» и …

Поездки в городе морской славы России – тема для отдельного разговора, скажу только, что, не проехав и пары километров, мы едва не снесли в бухту джип, решивший развернуться на узкой улочке между скалой и обрывом. Все, улица Багрия и нам выходить. Домики вокруг аккуратненькие, свежевыбеленные, садики густые, пыли, вопреки ожиданиям, нет. Кошек и собак, просто тьма тьмущая и комплексов у них совершенно никаких. Не парятся насчет еды, да и что такое зимой 30- 40 градусов, похоже, не знают, да и знать им ни к чему. А мы все идем. Майка под мышками и на спине промокла, жена с опаской поглядывает на хозяйку – скоро ли, и на меня – а не брошу ли я поклажу и не кинусь ли домой, в родную северную Самару. ( Где, впрочем,  к сорока градусам) Но хозяйка сказала, что мы пришли, но я еще бодро шагал, на ходу сдувая капли пота со лба, и супруга успокоилась.

Широкие зеленые ворота открыты и мы вслед за нашей провожатой входим во двор. Бетонированная дорожка идет прямо, мимо крыльца хозяйского дома и метров через пять упирается в маленький каменный домик, оштукатуренный и беленый. Он то и станет нашим пристанищем на пару ближайших дней. Валентине Викторовне очень хочется, чтобы нам понравилось, но…мы, мы…почти в восторге. Дверь открывается прямо в комнату первую. Это кухня. Диван, маленький холодильник, стол, полка-сушилка с посудой. В углу - раковина с несколькими кранами: холодная вода, подача воды в уличный душ, включение котла - водогрея. Дома мы пользуемся газовым котлом и инструктажем ограничиваемся кратким. Из кухни следующая дверь ведет в комнату два, или зал: большой телевизор у окна, мебельная стенка с посудой, сувенирами и книгами,  оставшуюся часть длинной и всю торцевую стену занимает угловой диван. Пол застелен  ковром, на котором в центре комнаты – большое старое кресло. Уверенная хозяйская рука отдергивает штору с окна, как нам показалось, но за ней открывается еще одна комната. Комнатка…карман, два двадцать на два двадцать. В карман этот втиснута кровать, без передней, правда, спинки – не проходила по ширине и пришлось снять - сказали нам. Нам был отдан комплект ключей, обещано постельное белье и после принятия душа самарские туристы с пустыми руками и сердцем, истосковавшимся по новым впечатлениям, отправились, скорее – нырнули в вечерний Севастополь.

«Стоимость проезда 75 копеек»- табличка на русском языке сильнее любой рекламы зазывала нас в старый троллейбус и не подчиниться зову было ну никак невозможно. Еще, может, и потому, что помним мы и подобные троллейбусы Куйбышева, откуда все мы родом, что копеечная цена щемит русскую (украинскую, казахскую, грузинскую… –подставляем сами) душу ностальгией по одной невесть кем выдуманной, но великой стране, где все мы когда то проживали. Проживали не сказать, что хуже, чем в национальных суверенных государствах. И уж вот чего точно не скажу, так это – управлялась та страна вождями выжившими, говорят, из ума, не лучше ли, чем управляются иные вождями в зрелый ум еще (я оптимист) не вошедшими?

Проехать свою остановку было нереально – нам сказали, что там все выйдут, и мы беззаботно прильнули к окнам. Несколько пассажиров, подрывая в нас доверие к гидам-общественникам, все же остались в салоне. (Ух они какие)

Стоя спиной к морю бронзовый адмирал беззаботно разглядывал праздно гуляющих севастопольцев и расслабившихся гостей города героя. За флот он был спокоен. И то верно – кораблей в бухте, ну просто пруд пруди: российские и украинские, надводные и подводные, большие и не очень. Мы, как патриоты, не могли не сфотографироваться со славным российским флотоводцем. В Крыму все почему-то удивительно пророссийское, даже памятник князю Владимиру, поставленный Украиной, воспринимается как скульптурное  изображение великого русского князя. Так вот, отдав дань Нахимову, мы прошествовали мимо палаток с сувенирами и спустились на набережную к …еще большему городку сувенирных же палаток. Купив что-то (не удержались) на подарки домашним, пошагали в сторону пляжа, видневшегося на другой стороне бухты. Несмотря на кажущуюся близость до пляжа « хрустального» добрались не сказать, что быстро. Те же сувениры и развлечения сильно замедляли продвижение наше к долгожданному купанию. Солнце садилось, но уйма лодок, яхт и катеров зазывала гуляющих на «незабываемую морскую прогулку в открытое море». Дошли. Пляж представлял собой каменный пятачок с кабинками для переодевания, торчащими грибками и купающимися, большей частью женщинами и детьми, прочих атрибутов пляжа в нашем, волжском понимании, лишенный напрочь. Ни песка, ни берега, ни волн, облизывающих пологий берег то хищно и жадно, то лениво, нехотя, соблюдая приличия в отношениях воды и суши. С бетонки в воду вели металлические лестницы, метров через пятьдесят одна от другой, предлагая окунуться прямо в глубину. Сын разделся, с тоской и ненавистью поглядел на довольно таки приличную волну, и купаться отказался. И погрузился я в морские воды, не очень, думаю, чистые, один. Глубина под лестницей оказалась менее двух метров. Пока я, подобно котику,  плескался, урчал и катался на волнах, мои сняли на камеру  вхождение в бухту громадного судна. Название корабля  скоро будет у всех на устах: в город возвращался флагман черноморского флота России ракетный крейсер «Москва». Люди мы русские (не только россияне) и все у нас на авось. Ну не можем мы все делать так, как надо, хотя все всегда знаем заранее, и, если ошибусь, и окажется, что это только мой недостаток, с радостью извинюсь перед всем СНГ. Как истинный сын великого советского беззаботного народа плавки одел на себя, а запасных трусов не взял – вот еще, таскать ту еще тяжесть, чать высохну. Высохнуть же вариант ну никак не канал, хотя бы по причине закатившегося солнца. Раздеваться и опять таки таскать мокрые принадлежности в мешке тоже не улыбалось, и чуть отжавшись, я  спокойно натянул шикарные светлые брюки прямо на мокрое. До самой темноты пришлось ходить по городу словно обмочившемуся, немного отстав от своих. А до нее, этой самой темноты, прошел час, может даже больше. Ходил я, подсыхал и выискивал в толпе подобных мне горе-купальщиков с мокрым задом, каковых, справедливости ради надо отметить, больше не было. Сколько времени натикало не знаю, но магазины еще работали и проблем с ужином мы не предвидели. В продуктовых как дома – все ценники на русском, на большинстве пакетов и коробок местного крымского производства тоже русский текст. У продавцов нет-нет да и проскочит вместо «гривна» «рубль», и значения оговорке не придают. Некоторые местные продукты мои «бывалые» путешественники помнят с лучшей стороны еще по прошлогоднему крымскому автовояжу, другие мы открываем для себя заново. И вот, нагрузившись съестным, мы повернули в сторону дома. Минут через 20-25 сядем ужинать в нашем новом пристанище, но.…

Но Севастополь, вытянувшийся вдоль бухт и бухточек на семьдесят, говорят, километров и его доблестный пассажирский транспорт мы недооценили. Если кто не знает: даже на остановке нужный вам маршрут не остановится, если нет желающих на выход. Либо если кто из ожидающих не проголосует заранее. Прочитать же номер на переднем стекле при севастопольских скоростях  нелегко, и чаще удается лишь когда он, ваш автобус или маршрутка, уже пролетает мимо вас. Но не тут то было, хоть «сами мы неместные будем», но жители городские и в каменных джунглях ориентируемся уверенно. До сей поры мы были прямо таки уверены в этом. Побродив по городу-герою, уже ночному, выходим на знакомую улицу, переходим на другую сторону дороги и встаем на остановке. Напротив нас остановка, где мы выходили полчаса назад, добираясь до собора. Стоим десять, пятнадцать, двадцать минут – время ожидания для Севастополя катастрофическое, и ничего похожего на наши маршрутки нет и в помине. Усталости не чувствуем, решаем пройтись пешком. Идем в другую сторону – к Нахимову. Сказано – сделано. Стоим, как (удачное сравнение) три можжевельника на Морской. Раза два было показывался наш номер, но метров за 50 от нас сворачивал в темный проулок. Постояли еще, повыясняли, кто же из нас тупой, и позвонили своей Валентине Викторовне. Так, мол, и так, потерялись. Хозяйка, порасспросив нас, велела перейти улицу, встать на остановке и ехать в противоположную сторону. Перешли. Дождались. Сели. Проехали железнодорожный вокзал, а дальше места знакомые; Кошки, Багрия, выходим. Севастопольская ночь, именно в городе, именно в частном секторе – особенное время суток. Меж невысоких заборов, стен и оград темно, тихо, свежо. Крупные звезды, кажется, подмигивают только тебе. Подошвы шлепают по еще не остывшей дороге громче, чем тебе кажется приемлемым. Город совершенно не курортный, не шумный, местные жители отдыхают перед трудовым днем. Даже не верится, что минутах в пятнадцати езды толпы приезжих всю ночь проводят на берегу, а сотни, даже тысячи севастопольцев зарабатывают себе на жизнь развлекая и насыщая туристов. Домой не хочется совершенно, гулял бы себе до утра по безлюдным зеленым улицам, дыша южными ароматами. Вот и улица Тарутинская, сохнущий кипарис перед воротами, которые открываем своими ключами и ныряем в теплоту дворика. Нас встречает грозный страж здешних мест – Таймыр, с крупного кота ростом, но шумный до неимоверности. Мы не цыкнули на него, не прогнали с глаз долой, едва приехали, как душой и телом расслабились и не можем злиться, ругаться, досадовать. Северная наша агрессия тает в южном, напоенном новыми звуками и запахами, воздухе. Снова душ в саду. С половичка, постеленного на бетон прямо у двери нашего «дворца» шагаю в кабинку. Теплым тропическим ливнем омывает тело, а удивленный разум взмывает в небо, в космос, который здесь, наверно, ближе чем у нас. Из душевой видно только небо, и звезды кажутся крупней и ярче. Как, впрочем и все в Крыму - ярче, чище, прозрачней и, невзирая ни на что, радостней. За ужином - оказалось, время еще не позднее – отдали дань уважения крымской ряженке. Ребенок проигнорировал свой диван и завалился с нами на огромной кровати, занимавшей без остатка всю крошечную комнатку. Уже засыпая с ужасом вспоминаю о невключенном «рапторе», и о словах хозяйки: « У нас комары так, что-о-о …  

Огромный бородатый мужик в одних трусах барабанил по стеклу и гудел: « Эй, пусти помыться». Я вскочил, по крайней мере, мне так казалось, открыл дверь. Страшный мужик отшатнулся.
- Ой, извините, я думал, кто из работников остался. Воду горячую включите пожал-ста. Горелку я включил и сказал, что дверь не запираю, пусть воду сам выключает. Вернулся в кровать, лег и моментально уснул под шелест горячих струй и топот босых ног по мокрой плитке.

Через час проснулись мы все. Совершенно самостоятельно, никем не разбуженные. Времени часов 7, но старательное южное солнце взобралось уже высоко-высоко. Одевшись, мы отправились к хозяйке, вернее, встретились с ней во дворе. Она долго извинялась. Оказывается, встречала вчера жильцов с поезда, а поезд страшно опоздал. После повезла их в квартиру и возвернувшись часа в два ночи вспомнила, что не оставила нам 2й комплект постели, на диван ребенку. Ну а нам то оно и не больно надо было, мы ночью-то и не хватились. А шли к ней спросить, как до Херсонеса добраться. Ответ ее занял не более минуты. Через полчаса (8.10) мы садились в автобус.                                     Справа по направлению движения мелькнул вдалеке собор среди россыпи белых камней. На следующей остановке (Ульянова) мы вышли и направились в сторону моря. Старательное светило не ленясь разогревало древнюю землю Тавриды. Неудивительно, что многочисленные греческие колонии строились на берегу, здесь, по крайней мере, хоть ветерок порой освежал и бодрил. И, не сказать, что неспешным, а  тоже бодрым, довольно таки, шагом минут через 15 ходьбы добрались мы до касс. Еще метров за двести до входа за оградой из стальных прутьев не стояли, как бы прорастали коренными древними зубами крымского побережья основательные, даже теперь внушающие уважение, развалины греческой крепости Херсонес, второй – культурной – столицы русских земель. На холме, чуть повыше, располагался город более позднего периода. По аллее вместе с другими туристами добредаем до собора Св. Владимира, кроме несколько непривычного для современников вида ничем, на мой взгляд, не выдающемуся. Местные не ставят в заслугу президенту Кучме восстановление собора, говоря, что « это его Путин заставил». Единственным же добрым делом первого крымчане считают храм в Форосе.               По склону шагаем через развалины, то и дело спугивая юрких ящериц – знатоков и хозяев брошенного людьми города. Впечатление наиунылейшее. Скучающие прохожие стайками бродят по руинам, поразительно напоминая грибников, охотников на привале, либо оккупантов. Прут по древним улицам не останавливаясь, не приглядываясь, не интересуясь ничем, разве что не вышибая двери, да и то, возможно, из за их – дверей – отсутствия. Мои, приустав, посидели на остатках стены на обрыве над морем. Волны бухали внизу кузнечным большим прессом, редко и мощно. Отдохнув в древнем  дворе неведомых поселенцев, на счет два – три встали и по извилистой тропке по–  над обрывом направились дальше. Туда, где что-то высится, где мы еще не были и где наверняка есть что-то интересное. Жилые здания, останки базилик, колоннады и мозаики, дворики – словно идешь по гигантскому чертежу, по плану будущего города. Грубые неудобные  ступени из бетона круто спускаются к воде. Подобие пляжа. На валунах под обрывом с полсотни купальщиков. День жаркий, грех не спуститься. Спускаемся и купаемся, кляня себя за нетерпеливость, ноги посбивались и повыворачивались о камни. Каждый твой шаг оказывается не туда, каждая постановка ноги – мимо, особенно на мелководье. Хитрющая же моя жена даже и не подумала лезть в воду. Якобы лень, неохота ей мочиться, а мы, мокрые задницы, вынуждены были идти дальше в плавках. Но нам фиолетово,  город за два с половиной тысячелетия и не такое видал, а туристам до нас дела совершенно никакого. Рыбозасолочные ямы, туманный колокол, пять – шесть археологов, веревками поднимающих ведра с древними отходами солильного производства и снова снулые туристы- прохожие.  Поднялись на пригорок, повернули влево, оставив справа от себя, на мыске несколько перезаголенных девушек и вдали разглядели еще один пляж, песчаный. Он, кстати, так и назывался « пляж песочный», а бухта, где он притулился - «песочной бухтой». – Ура, купаемся! Дойти бы! Как-то вдруг почувствовали, что солнце начало придавливать нас к земле, жечь шеи, плечи и неприкрытые окорочка.- Ага, размечтались! Пляжик от Херсонеса отделен длинной стеной и ни лаза, ни прохода. В следующую минуту мы услышали то, ради чего и стоило ехать на юг.          

Молодой человек, скорее всего служитель музея Херсонес, бежал по дорожке с нашей стороны забора и голосил. Пляж был где-то внизу и над забором нам были видны лишь верхушки редких деревьев. - Стой! Стой. Куда? А оно тебе надо? Не лезь! Да ты ж даже не знаешь, иде лезти надо! А ну, иди, иди вниз! Шо ж це таке!.. Задержись мы подольше, не исключено, что увидели бы, как служитель и показал Лазуну место, где «надо».

До входа на пляж было еще далековато, мы повернули и побрели по дикому склону, где лишь остатки стены нависали сверху над подобием тропки к выходу из античного зноя. Тропинка повернула вверх, и развалины кончились. Теперь путь наш проходил по пустырю среди неглубоких воронок, поросших бесчисленными камнями и редкой травой. То тут, то там стояли таблички, на русском и английском языках убеждавшие нас, что улицы ххх и ууу веков проходили именно здесь. Табличкам мы верим, таблички не могут ошибаться и дезинформировать, и метров через…. Минут через…три мы увидели чудо: То ли неистовое солнце напекло головы, а может, геопатогенная зона раскинулась посреди древнего города, но сквозь пот, застилающий глаза мы узрели…строительство древнего Херсонеса. Могучие дядьки славянской внешности (вероятно древнерусские гастарбайтеры) по двое таскали огромные блоки со следами свежего распила огромным алмазным диском. Я тряхнул головой, отгоняя видения - мне присуждалась премия за открытие в истории древнего строительства - и принялся досматривать галлюцинации. Другие рабочие, чуть разровняв раствор на поверхности античных фундаментов, выкладывали ряд принесенных блоков по периметру здания. Начинаю приходить в себя и вспоминаю, что блоки со следами распила уже встречал в древних фрагментах построек. Наваждение проходит совсем, реальность не оставляет надежд на чудеса - прощай, открытие, адью, премия - натыкаюсь на мешки с цементом. Если даже предположить, что в те времена в Херсонесе использовали уже цемент, то писать по-русски и фасовать его в крафт-пакеты греки явно не могли. Увы, это оказался научный проект украинских и польских ученых в рамках  какого то постановления о музеях, кажется. Не оставляю надежды, что время, все же течет по спирали, и, возможно, обратимо. Может быть, лет через десять посетитель музея увидит хотя бы отдельные здания Херсонеса значительно «подросшими». Или «наоборот» разрушенными, и мы таки, поймем, каким его «увидели» ученые строители  21 века в своем воображении.Люди мы культурные, даже в театре раз года в три бываем и не заглянуть в амфитеатр, как говорят, единственный в СНГ, не смогли. Как же потом, дома, пальцы то гнуть? А тут, были, мол, видели, да уж!.. Ребенок даже изобразил нам несколько сценок, лицедей эдакий, или лицемер? Кстати, в амфитеатре играют пьесы древних авторов, правда по расписанию, а не когда публика наберется. Множество людей нашего времени, ну, современников, то есть, живут на территории Херсонеса. Повсюду дачи, домики и прочие вполне современных сооружений. Даже козы чьи то пасутся, игнорируя проходящих мимо, возможно для поддержания духа времени. Минуем ворота и вываливаемся в век двадцать первый, не менее знойный, чем тот, что томил нас жарой в древнем городе. Плетемся в Севастополь, и в голове не укладывается, что Херсонес тоже часть его, города героя, города русской боевой славы. Душно. Дойдем ли? Надо дойти. Жара ослабляет и обильно смачивает майку на спине. Виски мокрые, а во рту, наоборот, пересохло. И вот мы на пр. Гагарина. Считают ли украинцы первый полет человека в космос и своей победой, или это только москали должны гордиться первенством одной шестой части света в космической гонке?

Потом была только жара и ничего больше. Переходя от одной тени к другой, дрейфуем по раскаленной улице маршрутом, ведомым лишь жене. Впереди миражом возникает оазис- кафе «Челентано». Разноцветные грибки-зонтики на улице, сумрачная прохлада внутри. Я, было, воспротивился:- Дорого, давай найдем какую столовку, может!- но был, таки, буквально затащен в темное чрево тезки великого комика:- А ты где видел эти столовки? Зашли. Сели. Заказали то да се и мгновение спустя опупели, когда заказ принесли. Порции были «дай бог каждому». Окрошка из кефира, густая и неправдоподобно холодная, заняла в желудке все свободное место, отчего пузо немедленно стало мешать дыханию. Что ел еще уже не помню, но там, в съеденной окрошке, нашлось как-то место всему. Уже и не знаю, что тяжелее - одуряющая, плавящая мозг и коптящая тело жара, или ходьба с брюхом, набитым, словно мешок Санта-Клауса (странное сравнение пришло в голову на сорокаградусной жаре), когда пыхтя шагаешь сразу половиной тела. Заплатив очень, между прочим, немного, обреченно выныриваем на солнцепек и обнаруживаем, что полны сил, и вдобавок до вечера можем считать себя свободными от поиска съестного. ( читай - от голода) Погуляли по городу, на радостях наменяли себе еще гривен. Уже дома, в России, первые дни цены мы будем невольно переводить в гривны, и будет это столь же необременительно, как здесь привыкать к гривнам. Скоро, часа через полтора, приехали «домой», сойдя на «Багрия», и приняли душ.

Валентина Викторовна снова пришла нам на помощь, когда мы спросили «что еще посмотреть». Нам то, само собой, хотелось увидеть буквально все, но, ограниченные временем, мы не могли посетить все достопримечательности. В числе нескольких мест, кои рекомендовались хозяйкой для посещения, был исторический бульвар. Мы переглянулись и решили именно туда и направиться. Еще до войны мой дед, прадед моего сына, проходя службу в частях НКВД (их подразделение охраняло базу флота), побывал в здании панорамы Рубо, и сверху (или на картине) видел свои казармы. Интересно, где они располагаются, вернее, учитывая войну, располагались?                    

Маршрутка выплескивает нас через заднюю дверь. Следуя примеру остальных вышедших пассажиров, мы подходим к двери передней и встаем в очередь(!), чтобы заплатить водителю. Никто не попытался уйти не заплатив. Пятьдесят копеек сдачи с трех билетов. Все четко! Дверь захлопывается, «Богдан» трогается, кивнув нам маленьким флажком России на приборной панели. Две-три минуты и мы в тенистом лесу. Посреди круглой площади на постаменте с солдатами-саперами генерал в шинели и при сабле – Тотлебен. Повсюду девчата от 12 до 30 верхом. Катание на конях, фотография с конем, погладить (коня, естественно), покормить - что вашей душе угодно. Гуляющих, как местных, так и иногородних – море, не меньше, чем на море. Иностранцы, все, почему-то, похожие, бродят стайками, чирикая по-своему. Сувенирные лавки, аттракционы, тиры, сувенирные лавки, сувени…и снова, и снова, и снова. Мы постреляли в двух, кажется, тирах. Один был честный, просто стрельба по мишеням, второй с призами, но сумма цифр, выпадающих после удачного выстрела такая, что шансов на приз - один на миллион. А вот сама круговая панорама уже закрыта. Не повезло, ведь можно сказать, из за нее мы пришли на бульвар. Посетили батарею, где молодой поручик граф Толстой не жалел жизни за Родину. В общем, времени, потраченного на прогулку по бульвару не жалко совершенно. Панорама же остается на нашей совести, будем живы - посетим.
Домой попадаем затемно и опять загруженные крымской молочкой. Завтра наш отъезд на турбазу и последний раз теплые струи прямо, кажется, из звездной бездны, смывают все суетное с наших тел. Еще в первый день нас предупредили о комарах и дали пластинку для Раптора. О ужас, в эту ночь случилось страшное, ОНИ прилетели. Комар звенел, пищал и плакал под потолком. Он отчаянно порывался спрятаться где-либо, или выпорхнуть в форточку. Раптор так и остался невключенным. По одному из каналов телевизионного ящика пытались позабавиться «Мадагаскаром» на татарском, правда, языке. Впечатляет, но малопонятно. Вообще радует в Крыму наличие нескольких языков вещания на телевидении. В магазинах же, кафе и рекламе - сплошь «великий и могучий», хотя украинский, считаю, не менее велик, мелодичен и образен. В каждом, почитай, авто- флажок России и Черноморского флота, на плече каждого, пожалуй, пятого Севастопольчанина - Андреевский флаг. Вернее всего, дело тут не в политике, противостояние двух основных частей бывшей великой страны если и имеет место быть, то нам явилось лишь в виде пикетов у памятника Екатерине Великой. Вот уж не возьму в толк, чем украинским властям не угодила императрица, повелевшая основать город на месте древнего Херсонеса.                                                                                                       Последнее наше Севастопольское утро началось с Воронцовского рынка, куда решено было отправиться пешком. В одном из уголков рынка расторопный продавец споро продавал персики по смешной цене, раза в два дешевле соседей, которые не выказывали при этом неудовольствия. Надо ли говорить, что очередь стояла именно к нему. Объяснялось все просто до банальности: хозяйству (читай колхозу) нужно срочно продать товар и продавцу как можно быстрей вернуться домой, где каждый работник на счету. Все население сегодня должно выйти на сбор еще чего-то. Пока бродили мы по рядам, мужичок исчез, отторговавшись. Торговцы-соседи колхозника, дождавшись своего звездного часа, принялись расхваливать свой товар, реализовывавшийся, кстати сказать, по практически одинаковой у всех цене. На обратном пути зашли и в Воронцовский же парк, где раскрашенные китайские драконы на воротах вытягивали шеи, пытаясь цапнуть нас побольнее, а может, просто дразнились, показывая мясистые языки. Отрывались, как могли, пользуясь тем, что жестяные рыцарь и толстяк-оруженосец на осле, глядели в другую сторону и не замечали их безобразного, не побоюсь сказать «драконовского» отношения к гостям прекрасного города. В очередной раз жалею, не успел царь Николай, который был уже не первый, перенести сюда столицу. Тогда, может, подорвавшие здоровье на каторге герои-революционеры не занимались бы всякой хе…й, а подлечивали бы, знай себе, болячки, поплевывая на разговоры о построении справедливого бесклассового общества в отдельно взятой стране и мировом масштабе. Тем более, что простроив его, общество это пресловутое, не один десяток лет и положив на алтарь классовой борьбы не один десяток миллионов человек, потомки их, строителей, сорвав банк, оставили всех при том, с чего все и начиналось. Помните? Старик, старуха и разбитое корыто.… И еще раз «Кстати». Кстати, может, сложись у Николая роман с Севастополем, может и не был бы написан «Остров Крым», который все мы взахлеб читали в свое время, выпросив невесть у кого, на одну ночь.… В общем: старик, старуха и разбитое корыто. Знаете, есть в этом определенный оптимизм, надо только взять невод и пойти к синему морю. Мы для этого и приехали в Крым. Некоторые на Гоа, в Турцию, или на Лазурный берег, но я уверен, золотая рыбка, курирующая «постсоветское» пространство обитает здесь, у южного берега Крыма. Трепещи, рыба, скоро я тебя изловлю. Или не я. Поймаю, гляну в твои бездонные глаза и… отпущу, так и не попросив ничего. Ни рыбка, ни президент, ни Хоттабыч какой, не устроят ничьей жизни, только сам, человек, можешь ты построить свою судьбу. Дофилософствовать я не успел. Зазвонил телефон, и брат директора базы сообщил, что ждет нас на нашей остановке. Пять минут до дома, собранные заранее вещи - в охапку, и айда-ушел. Хозяйка с нами. Перед старенькой «Таврией» попрощались, словно с родной. Как две наши огроменные сумки поместились в машину, размером с четыре сумки подобного размера, прямо не знаю, но и мы и они были погружены. Еще раз помахали Валентине Викторовне уже из тронувшейся «Таври»  и покатили навстречу отпуску. Вперед к морю и  солнцу. Подальше от забот, нервов и …разбитого корыта.                                                                                                                                                                           Ни ремней безопасности, ни, даже, ручек на дверях автомобиля  я не обнаружил. Внутри все было более чем аскетично. Отсутствовала даже обивка на одной из дверей, но водитель… Водитель был что надо. Минут через…несколько мы выбрались из города и заметно ускорившись покатили по трассе М18 в направлении Ялты. Отметим, движение по сравнению с нашим менее оживленное и на несколько порядков менее агрессивное. Если кто и создает помехи в движении, то почти всегда иногородний, не всегда имеющий четкое представление о  нахождении места, куда хотел бы попасть. То тут, то там, чаще перед съездами, поворотами и развилками наблюдаем машины и с украинскими и с российскими номерами, в салонах которых, ощетинившись развернутыми картами, (после Сусанина народ как-то больше картам доверяет) отдыхающие азартно «тычут в книжку пальчик» и уверенно произносят ранее заученные названия, доказывая себе и друг-другу, что они на верном пути, скорее всего, как кажется и т.д.(более, чем уверены; будьте спокойны…)                                                                                                                                               И вот, именно тогда, когда справа впереди показалось безбрежное море, а слева и впереди к самому небу вскарабкался лес, неизвестно как удерживаясь за каменистые хребты, надо же было нам свернуть невесть куда вниз. Горы и море, кстати, остались, правда, словно в зеркале перевернувшись. Слева направо переместились горы, море, соответственно – налево. Дорога хорошего качества, не сказать, что широкая – полоса в одну сторону, полоса в другую, извиваясь, вела нас к нашей цели – Батилиману. Вскоре пришлось съехать и с этой дороги и дальше спускаться по настоящему серпантину. Время от времени водитель сигналил охранникам, которые, узнав его, пропускали беспрепятственно. Иногда приходилось звонить по телефону и требовать открыть шлагбаум, а разок, даже к шлагбауму подобраться не удалось, столько было понаставлено автомобилей. Потом, уже живя в «Зеленом приюте» сделал вывод, что на автомобиле можно въехать на территорию беспрепятственно можно лишь работникам, либо по звонку охраны или администрации базы. С пятницы же по воскресенье автомобилистам лучше не планировать въезды-выезды, машин, затрудняющих проезд, прибавляется ощутимо.                             Нас высадили из машины и показали на тропинку, по которой уже спускалась навстречу директриса. Пять минут не прошло, а палатка – наше пристанище на неделю, а может и больше, была готова принять нас. Дощатый настил, высотой примерно по колено, делал удобным сидение на полу нашего жилища, свесив ноги вниз. Под этот же настил мы с первого дня определили маски, ласты и обувь. Метрах в трех от «порога» к стволу был привязан яркий умывальник, рядом стояла пятилитровая канистра с водой, которую работники базы добавляли по мере убывания. Перед умывальником врытый в землю стол со скамейками с обеих сторон. Все свободное время наша семья проводила за этим столом. Сидя на скамейке лицом к морю можно было наичудеснейше обозревать окрестности:  море и скалы на юге, скалы да море на западе и востоке, скалы на севере. И еще небо. Небо, на наше северное не похожее совершенно.                                                              Так база была построена, что точное количество палаток, для меня, по крайней мере, осталось неизвестным. Да и как сосчитать их, если дорожки отсыпаны так, чтобы как можно меньшее число палаток попадалось на пути. Очень удобно, чувствуешь себя свободней, хотя слышишь все и всех. Из удобств есть туалет на западном краю, душ, где я так ни разу и не был и пара холодильников в тени деревьев. Отдых туристов, собравшихся со всего постсоветского пространства, организован администрацией незатейливо: завтрак в 9, обед с 14 до 15, ужин в 19 и вечерний чай. Чай, для детей – кефир, плавно переходил в просмотр телепередач, мультиков на Ди Ви Ди, либо распитие (ну это специфическое времяпрепровождение, отличающее «наших» людей, в « зеленом приюте» происходило тихо, чинно, интеллигентно и во вполне умеренных дозах) напитков. Все свободное от обязательных (столовских) мероприятий время отдыхающие проводили, руководствуясь исключительно собственным … ну, кто где, короче. Наш, например, день начинался с моря, погружение в которое происходило задолго до первого приема пищи. После завтрака было…море. После обеда, разумеется,… снова море, но недолго, часа полтора, уж очень легко было сгореть. Часа в три, три тридцать пекло становилось таким, что лучшим местом отдыха становилась скамейка перед нашим столом. Мы садились лицом к морю и пересаживались по мере движения тени все левее и левее. Когда тень нас покидала, можно было нырнуть в палатку, температура в которой была, дай бог, конечно, но солнце не палило. Вариант два – я вешаю все наши полотенца на веревку и создаю новую тень, в которой легко просуществовать еще с полчасика. Полчаса эти оказывались крайне существенными, так как по истечении их мы чаще всего считали для себя возможным…идти к морю. Естественно в море я окунался и после ужина. Долго плавал на спине, черт знает куда уплывая порой, и смотрел на звезды. Волны накрывали лицо, я фыркал, подобно морской корове (а фырчат ли они? и, если фырчат, отчего?), отплевывался и снова вглядывался в звезды. Два вечера подряд ярко горел костер на скалах в Ласпи и манил меня в горы. После купания мои выгуливали меня, уводили по неосвещенной дороге на запад. Мы шли в темноте, громко разговаривали, включая фонарик лишь, когда беспардонные туристы с лампочками во лбу слепили нам глаза. Туристы моментально слепли сами, но некоторые понимали, что « это не есть хорошо», и впредь не светили на встречных. Фонарик наш крохотный легко освещал вершину Куш-каи, почти десять дней оставаясь мощнейшим источником света, в своем, разумеется, классе. Из под ног гуляющих с топотом (!) разбегались наглые крымские ежики, особо толстые и активные в окрестностях помоек. О помойках надо сказать, что дай бог любому городу подобное отношение к мусору. Охранники и работники баз денно и нощно перемещают в определенные места пакеты с отходами. Они же очищают пляжи, на которых многочисленные, не всегда сознательные граждане, оставляют объедки, окурки, мешки… Громадные КамАЗы-мусоровозы, проявляя чудеса, уж не знаю чего, пробираются узкими крутыми серпантинами за ежедневной дозой свежего мусора, и натужно рыча выкарабкиваются вверх на шоссе, удовлетворенные выполненной работой. И еще о шоссе и серпантинах: Старенький Рафик Алексея Алексеевича - Алексеича, как все его называли, всегда был наготове. То забирая клиентов с вокзала, то доставляя отъезжающих к поездам, Алексеич выкраивал время и организовывал экскурсии. Ялта, Севастополь, поездки по перевалам всегда (постучу по своему слегка деревянному лбу) доступны отдыхающим, только найди пару-тройку единомышленников и подойди к директору. Тебе посоветуют, куда лучше съездить, сколько это занимает времени и к какому часу быть готовыми. Мы посетили Массандровский дворец, Никитский ботанический сад, храм вознесения в Форосе. Причем, высадившись в Массандре, погуляли в парке, не попали во дворец, закрытый по понедельникам, далее спустились к трассе, на пустом троллейбусе добрались до Никиты и долго брели к саду узкими переулками. В саду накупили ароматических масел, поглазели на дегустационный зал и отправились осматривать непосредственно ботанический сад, вверив себя нашей более опытной попутчице Наде. Не сказать, что в неторопливом темпе, но успели таки обойти все местные интересности, услышать  самое важное и занимательное, и к назначенному часу выйти к месту общего сбора. Некоторые из обитателей «приюта» подобным же образом, или самостоятельно побывали в Судаке, Севастополе, ходили в горы. На пляже отдыхающих ждали водные мотоциклы и яхты. Метрах в двухстах-трехстах от нас, на выступе над пляжем притулился армянский мини-ресторанчик в четыре столика, всегда свободный. Там готовили настоящий кофе, не из пакетиков. Мы съедали шашлык, приканчивали бутылочку вина, крымского, разумеется, и жена долго пила ароматный кофе. Вспомнил по ходу повествования о вине. По дороге из Ялты заползли наверх, к храму Воскресения. Среди вездесущих сувенирных лавок и морожено-минеральноводных киосков заметили вывеску с каким-то винным названием. Отметились в этом заведении все без исключения и дальше мы ехали позвякивая на каждой кочке. А вино стоило подороже, чем в ларьках Батилимана, между прочим. Это уже потом нам расскажут, что вина с заманчивыми названиями, вроде…Черные всякие Полковники и прочие, которые продаются на ура, лет пятнадцать, как не выпускаются. Сейчас же все наши попутчики в предвкушении дегустации, хотя в таких количествах это смахивает на попойку, ну, может, на распитие.        В Интернете прочитал статью «С высоты птичьего полета» о подъеме на Куш - каю. Буду жив пройду описанным маршрутом в 2009 году, хотя в планах кроме этой вершины еще несколько гор. В прошлое же посещение я со своими после завтрака отправился с Зеленого приюта на смотровую Ласпи. Поднялись с берега у « Турецкой поляны». Метров, буквально, триста-четыреста, вместо четырех, наверное, километров по серпантину. Далее по дороге до трассы Ялта-Севастополь и, повернув налево, бодро пошагали вверх. По пути подкреплялись ежевикой и почти созревшей алычой. На весь путь ушло меньше двух часов. Пять минут на смотровой и назад. Путь, правда, срезали по лесу, но немного, километра, может, полтора-два. Исключительно чтобы успеть на обед. И успели. Порасспросили знающих и о подъеме на Куш-каю. Нам ответили, что на следующей неделе кто-то там приедет, кто водит иногда новичков в горы именно через смотровую по тропе. На восхождение, сказали, тратят почти весь день. Непонятно было, сколько дней мы проживем еще на базе, и дождемся ли этого «кого-то». Решил пойти один. Опять таки поднимался напрямик, от Зеленого приюта к кафе « Турецкая поляна». Перешел дорогу и пошел к подножию Куш-каи. До горы не дошел, путь преградила старая дорога, местами пришедшая в негодность. Пересек и эту дорогу, чуть не на четвереньках взобравшись с нее по осыпающемуся склону, и стал напрямик подниматься на Кушку. Повсюду уже ходили, тут и там подобие тропок, нигде не начинающихся и невесть куда девающихся, иногда переходящих одна в другую. Для меня подъем особой трудности не представлял и сделав несколько остановок, пощелкав фотоаппаратом, и просто полюбовавшись с огромного валуна я таки добрался до конца кручи. Дальше пришлось углубиться в лес, где, пройдя некоторое расстояние, встретил путника. Спросил у него «как там»?  Он, не останавливаясь, ответил, что «вообще»! Воодушевленный иду дальше и выхожу на некое подобие дороги, где, мне показалось, могла бы проехать «Нива» или, хотя бы мотоцикл с коляской. Очевидно, это и есть старая батилиманская дорога, по ней иду дальше. В конце дорога превращается в тропу, перегороженную поперек корнями и представляющую собой  разрушенную лестницу, долго подниматься по которой невозможно. Ноги становятся ватными. Не мог же я потерять дорогу! Или.…Навстречу мне, спускаясь вниз, бочком шагают трое мужчин и женщина, сетуя на трудный спуск. Нет, скорее всего, я на правильном пути. Так или иначе, свернув с этой (все же, надеюсь) дороги вправо через лес напрямик продираюсь к вершине. Корявые деревца, ветерок приятно освежает потный лоб. Долго хожу кругами, выбирая, откуда бы пощелкать. Вижу смотровую площадку, наблюдаю, как в бухте Ласпи скутер рисует на воде белые круги, смотрю на долину, как там она называется? Байдарская? Вместо того, чтобы пойти напрямик, возвращаюсь на « разрушенную лестницу» и с нее уж не помню, каким из чувств ведомый, выбираюсь на голый каменистый склон. По его поверхности, то и дело пробуксовывая на мелких камешках, поднимаюсь к людям, которых вижу издалека. Люди спустились на кручу сверху, наверное, это их голоса я слышал, когда искал место для съемок на вершине. Но в столь диком месте не хотелось встречаться с цивилизацией, возможно, поэтому ноги сами понесли меня другой дорогой. Сейчас же другого подходящего места поблизости нет, пощелкаю рядом с ними с верхотуры. Подхожу, здороваюсь, вмиг переставая чувствовать себя первопроходцем, снимаю в одну сторону, в другую. Домишки внизу прямо миллиметровые, машинки меньше блохи, а уж людей и вовсе не разглядеть. Перебираюсь на другой обрыв и щелкаю еще пару раз, стараюсь захватить объективом «свою» базу. Прячу аппарат, трусцой по осыпающемуся склону направляюсь вниз, к лесу. Не сразу угадал место, где выходил из леса, поднимаясь сюда. Наконец попадаю на нужную тропинку, и, опять таки, бегом, к « лестнице», где ноги ступают по корням, словно по ступеням. Растительности под ногами никакой, хотя в лесу вокруг все зелено. Думаю дело вовсе не в вытаптывании зелени многочисленными туристами, а в вымывании почвы в период дождей. Тропа представляет собой как бы сухое русло, корни проходят сантиметрах в 10- 40 над землей, на некоторых, особо толстых, можно посидеть, отдыхая. Пока сижу, замечаю нечто необычное и встаю, дабы проверить так ли. Точно. Гриб. Один на каменистой тропинке. Снимаю гриб. Бегу вниз. Бежать вроде легко, но ускоряешься и трудно сдерживать себя, а хвататься за стволы деревьев опасно - развернет и ударит о дерево всем корпусом. Пробую идти пешком, тоже не нравится, туловище на крутизне отклоняется назад, нога то одна, то другая, часто съезжает по осыпи так, что едва не садишься на задницу. Лучше, все-таки, бегом. Лес кончается, начинается спуск по круче. А подниматься то было куда легче. Сверху спуск кажется круче и страшней, маршрут, по которому без труда поднимался, представляется непреодолимым, мелочь из под пяток осыпается с треском и катится вниз, суля неминуемое падение. Перестаю придерживаться старого маршрута и спускаюсь, где придется. Порой сползаю задом наперед, утешаясь, что никто не видит, с какой коровьей грацией я заканчиваю восхождение. Все, путь вниз завершается и старая батилиманская дорога Рубиконом отсекает меня от Куш-каи. Еще пять минут и пересекаю дорогу новую. Напротив «Турецкой поляны» с трассы поворот ведет вверх, к горе. Очевидно это путь на старую батилиманскую дорогу. Пара авто припаркованы сразу за поворотом, дальше проезда нет, дорога местами осыпалась. От «Турецкой поляны» спускаюсь по другой, доселе неизвестной мне тропинке. Она удобней, даже кабель протянут, как перила, и вытоптана сильней. С момента выхода моего из лагеря до возвращения проходит три с лишним часа. До обеда и искупаться успею. Раздеваясь, замечаю, штаны от резинки вниз, сантиков на двадцать, белые от соли. Лямки рюкзака тоже просолились насквозь. Плюс ко всему, похоже, остаюсь без обуви. Добротные немецкие башмаки из крепкой мягкой кожи  порвались, не выдержав каменистой осыпи. Пришел  Гитлер капут самой коже, подошва же ни на миллиметр не отошла, фирма, едрена Матрена.  

Стоило поставить телефон на зарядку, как отключили электричество. Где-то произошла авария. Ужинали при свечах. Романтично. Сказать честно, мне без света даже больше понравилось. Ночью отправились на прогулку. Как всегда бесцельно бредем по дороге, наслаждаясь свежестью, тишиной и звездным небом. Громада Куш-каи стеной встает над темным лесом. Светлой стеной. Звезды мерцают, словно подмигивают нам на прощанье. Да, на прощанье, завтра мы уезжаем. После завтрака Алексеич отвезет нас на вокзал и уедет дальше - знакомить своих новых питомцев с городом- Героем Севастополем. Увидим ли еще бухту Ласпи, полюбуемся ли на «мою» каю ? Скорее всего, да. Но проживание в « Зеленом приюте» не проходит бесследно, и нам хочется обозревать горы, море и все остальное именно отсюда. Это наш приют- Зеленый, уж извини, Алексеич. И ты сам тоже наш. И все, кто находился на базе в одно с нами время – все наши. Наши украинцы, белорусы, россияне и остальные. Удивительно мирное это место – Крым. Для меня, по крайней мере. Всю мою агрессию, все недовольство мое чем либо, растопило южным солнцем в первый день. Не наблюдал я и в свой адрес ничего подобного.

Последнюю ночь проспали плохо. Можно предположить что угодно, но, думаю, бессонница была обусловлена предстоящим отъездом. А телефон? Телефон не зарядился, естественно. Надо было думать раньше о телефоне то, хотя раньше и не требовалось, вроде. Шкала приема больше недели показывала максимум. Даже дома прием был куда хуже. Плюс тариф – рубль двадцать пять в минуту на звонки в Россию.

Дальше пропускаю. Отъезд. Дорога. Вокзал. Все грустно и скомкано. Камера хранения вокзала порадовала ценой. Раза в четыре дешевле, нежели в Москве.                                              Попытались уехать в Балаклаву на общественном транспорте. Не получилось. Одни «гиды» показывали остановку в одном направлении, другие тут же отправляли нас снова на противоположную сторону дороги. Остановили пенсионера на старенькой « Лянче» и за несколько завышенную цену – просто не торговались – попали в нужное место. Удивительно, как в таком небольшом, в общем то, месте случилось так много всего. Кто только не жил, не работал, не проезжал через Балаклаву. Какие только  народы не желали обладать удобной тихой бухтой. Узенькая набережная, сколько раз ни проходи по которой, всегда откроешь что то новенькое. Многочисленные улочки, в которых путаешься, проложенные вдоль набережной, каждая выше следующей расположенные. Домик, где жил Куприн. Кафешки с кальянами и т.д. Пообедали в избушке рыбака – нам посоветовали, и мы не имели права не отведать некоторых блюд, это все равно, что в Туле не съесть пряник. Отели. Мы выбрали Кефало Вриси (все жена, пока мы карабкались в Чембало) и остались, в итоге довольны. Поначалу, правда, был более чем против – как же, дорогущий частный отель. Кондиционер, холодильник, огромный телевизор, путано рассказавший нам ночью 8 августа о событиях в Осетии, душевая кабина. Два балкона на две стороны света – оба с видом на море, бухту и крепость. Окно выходящее на гору, скудно покрытую сухой травой. Будто заглянул в древние скифские времена, тем более какой то полуголый человек гонял нескольких коз по склону, как, вероятно, сотни лет назад. Заметно, что Балаклаву я не описываю, просто перечисляю кое что из увиденного. Не описываю и дискотеку где-то на противоположной стороне бухты, которая бубухала до трех ночи. Утром завтрак, на котором кроме нас никого не было. Думаю, кроме нас в этот день и постояльцев то не было. Начинался еще один день, который не хочется описывать. Последний день месяца « юга». Балаклава - Севастополь - Симферополь-Поезд на север. О Симферополе: это столица АР Крым. Больше сказать ничего не могу. Разве что, только, что отсюда можно добраться без труда до любого крымского города. Но, господа, народу здесь и без нас – «не дай бог никому». Не заезжайте в Симферополь, ничего вы не потеряете, не познав его красот. Отправление задержано на час. К границе только нагоняем время и снова задержка. Толстая поездная тетка бегает по вагонам и орет, чтоб со всех паспортов сняли обложки, потому что с ними плохо их вкладывать. Никто ничего не понял, хотя обложки все сняли. И не один я потом на всякий случай нюхал свой документ – куда вкладывали и сколько раз. На российском посту никто ничего не просил, пробежали одни люди, прошли другие, женщина в белом халате, собаки покрутились у вагонов и улеглись в пыль. Родина нас приняла. В первый раз еду в поезде и не стою в нетерпении у окна, не жду родной Самары. Навстречу  летят станции со знакомыми с детства названиями, но это не радует мою душу. Она плачет, и слезы ее испаряет солнце. Быстрыми облаками  летят они и проливаются дождем на южном берегу Крыма. На древней земле, которой владели в разные времена многие империи, которая сама владеет сердцами целой империи Крымофилов. А фильм «Дикари» будет напоминать мне о незамысловатом отдыхе в Батилимане, если забуду. Один из наших друзей как то посмотрел его вечером, и снова включил на ночь. Он побывал в Крыму незадолго до нас, но многие виды полуострова открыл для себя в « Дикарях». Но это уж вовсе реклама какая-то. Пора, пожалуй, закругляться. Прошу прощения за отнятое время и за несерьезность повествования.

P.S. Не мог заставить себя войти в Волгу в первый день по приезду.